– Пока врачи возились с тобой в реанимации, я связался со страховой. Хорошо, хоть об этом позаботился. – Печально хмыкнул Джерри, глядя в пустоту. – Но выплаты не покроют капитальный ремонт. Может, удастся уложиться хотя бы в материалы, но на рабочих не останется ни цента. Придётся восстанавливать всё своими руками, а на это уйдут месяцы. За это время мы разоримся. Не знаю, что делать, Рейчел.
– Мы обязательно вернём «Поппи». Что-нибудь придумаем, вот увидишь.
– Ну, не время сейчас думать о пекарне. На повестке дня ты и твоё здоровье.
Я прокрутила диалог к самому началу и выудила из него то, что засело в голове страшным приговором.
– Ты сказал, я была в реанимации?
– Да, милая. По дороге твоё сердце… остановилось. Парамедики дважды запускали его. Доктор сказал, это всё последствия шока. Твоё сердце просто не выдержало такой боли. Мне так жаль, Рейчел.
Сложно поверить. Мысль о том, что я на мгновение побывала за порогом смерти и вернулась, словно забыла ключи, не укладывалась в голове. Та была забита, как шкаф всяким хламом, и для другого там попросту не осталось свободного места.
– Тебе обработали ожоги, вкололи какие-то там антисептические, чтобы не возникло инфекции. И обезболивающие.
– Видно, они плохо справляются со своей задачей, – слабо улыбнулась я. – Потому что боль просто адская.
– Позвать доктора? Попрошу вколоть ещё дозу…
Джерри умчался по коридору искать доктора, который позаботился обо мне, обеззаразил раны и спрятал их под мягкие, но такие неудобные бинты. Грудь сдавливали кольца марлевой ткани. Боюсь представить, во что превратилась моя спина, раз больно даже лежать. Я повернулась на бок, чтобы не касаться поверхности кровати, но легче не стало. Огонь в спине волновал меня не так сильно, как на лице. Правая щека вопила болью. Хотелось содрать повязку и расчесать её ещё сильнее. На кого я стану похожа, когда ожог заживёт? Вылитый Франкенштейновский монстр. Что скажет Остин? Наверняка, Джерри уже сообщил ему, и он мчится в больницу. Не знаю, хочу ли его видеть. Вернее, не знаю, хочу ли, чтобы он видел меня.
Джерри появился в палате в сопровождении целой свиты. Мужчина за сорок в белом халате улыбнулся и порадовался, что я пришла в себя. Представился доктором Дарлингом и пожурил, что я всех перепугала. Медсестра, полная низенькая женщина, которую будто тянуло к полу то ли лишним весом, то ли усталостью, была не так словоохотлива. Осмотрела повязки, проверила капельницу с таким холодным видом, что температура в палате заметно понизилась на несколько градусов. Но мне всё равно было жарко от ожогов.
Меня накормили завтраком из трёх блюд: анальгетиком, антигистаминным и противовоспалительным. Доктор похлопал меня по руке, как хорошую пациентку, и велел отдыхать и набираться сил.
– Если не будет никаких осложнений, а это маловероятно, – перед уходом уточнил он. – То через недельку выпишем вас, если пообещаете беречься и продолжить лечение дома.
Я пообещала, хотя первым делом как покину эту неуютную палату, отправлюсь в пекарню. Оценю ущерб и сделаю вид, что я победила, раз выжила в смертельной бойне. Пусть противник давно покинул эти стены, иногда важнее доказать его поражение самому себе.
Джерри не отходил ни на шаг, хотя у него было полно других забот. Десять лет назад к ним примешалась и я, побитая и покорёженная, как и машина отца, в которую влетел неосторожный водитель грузовика в паре миль от Портленда. В тот день я впервые почувствовала, что значит умереть. Сегодня всё повторилось. Я могла присоединиться к семье, что покинула меня десять лет назад, но вместо этого второй раз обузой легла на плечи Джерри Паркера.
