Пригладив шерсть, прошёлся домовой
По дому, заскрипели половицы.
Он был немного борзый и хмельной,
Глядь, на кровати – рыжая девица.
Красавица! Лохмач тот час вспотел,
Подёргал носом и поджал колени…
Он притворяться в чувствах не умел,
Забегал, отдышаться вышел в сени,
Дров наколол, задал коню овса,
Траву скосил, маша косой пристрастно,
Но всё не шла из глаз его краса,
Что спящей видел. Да, кому не ясно,
Любовь пронзила сердце дикаря.
Он жил под печкой вместе с пауками,
А тут, простите, этакая фря.
Эх, надо б не глазами, а руками…
И домовой решился. Вдругорядь
Зашёл, сопя, он в девичью светёлку
И… после стал ей сказочки читать,
Закинув кудри барышни на холку.
Шерсть к шерсти, оба рыжие, всё в масть
Всё сладилось у них, пошла потеха,
Такая разгорелась в девке страсть,
Что надрала из домового меха.
А он, поганец, кроме лешачих,
Русалок, прочей нечисти кондовой,
Смотреть не смел на баб, хотя был лих
И завсегда на игрища готовый.
Но вот свезло ему, как никогда,
Ведь домовой теперь стал выше чином:
Коль пассия в поэзии звезда,
То ты теперь не нечисть, а мужчина!
А дальше-то и вовсе всё тип-топ,
Жаль, что коляски сильно вздорожали,
И лешачат крестить не станет поп,
Которых эти двое нарожали.
