Мы выпили ещё вина, и она поднялась и пошла к месту ночлега.
Языки костра рыжими блёстками ложились на её изумительные линии, казалось, что она отлита из небесного камня, похожего на янтарь, только раскалённый. Столько энергетического жару исходило от неё.
Она легла, прикрывшись одеялом. Я не стал долго ждать. Нельзя дать женщине, чтобы сон начал одолевать её. Нырнул под одеяло. О боже! Она была совсем обнажённая. Горячее тело обожгло меня, и мои губы впились в её приоткрытый ротик, её губы полностью вошли в мой рот. Я чувствовал их влагу их запах, её язычок проник в меня, мы уже оба обвили друг друга. Не отрываясь от её губ, я сжимал эти колыхающиеся холмики, её груди, и только стоны вырывались из наших уст.
Она была уже моя. И без всякой уже осторожности и без церемоний я рукой раскинул её горячие ноги в стороны и перевалился на неё.
Не переставая целовать её, я взял своё хозяйство рукой. Он был как зверь, готовый вырваться из клетки на свободу. Около трёх десятков сантиметров горячей его плоти рычали на меня, что я так медлю.
И вот она! Тоже горячая и влажная, туда, куда он упёрся, раздвигая и расширяя себе проход, не разбирая ничего на своём пути, вошёл весь, без всякой подготовки.
Она дико вскрикнула, и тут же стоны её понеслись без удержу, разрывая ночную тишину казахских степей, прорываясь через ущелье этих несколько нависших гор над изумительным озером. Мы неслись в дикой пляске, рыча и царапая друг друга. Кто испытал такое, тот прекрасно понимает, что сердце готово покинуть твое тело в такие минуты и не покидает его только лишь по причине любви к своему хозяину, чтобы сохранить его, и чтобы его хозяин остался жив.
Пик блаженства наступил такой, что мы опомнились, когда на нас не было одеяла, мы наполовину валялись на траве, но ей было всё равно. Она совместила сразу двух животных, дышала, как буйволица, и, как удав, обвивая меня ногами, гладила по спине, не давала даже оторваться от неё.
Она что-то шептала. Я сначала не понял, но она шептала:
– Я хочу ещё, я хочу ещё! Милый мой, не отпускай меня!
С меня вышли все силы от такого бурного выплеска энергии, но я знал, что делать, чтобы вернуть силы.
Если встать и пойти до озера, умыться – это равносильно, что убить её одним движением, убить её чувства, её страсть, что владела ею в этот миг.
Я опустил руку вниз, нащупал трусики. Вроде её.
Обтёр скользкий, ещё стоящий свой агрегат и здесь же перекинул своё тело на матрас, подтянул её и накинул одеяло. Моя рука скользнула в её космы, сжала их и повелительно направила её голову вниз. Она поняла, на миг напряглась и не стала возражать. И вот её губы сомкнулись, лаская язычком. Я знал, что он сейчас воскреснет, ни что не делало его таким звероподобным, как губки и язычок женщины.
И вот он стал ещё больше наливаться во всю свою мощь, кровь пульсировала, наполняла каждую его клеточку, и вот она уже с трудом открывала рот, заталкивая его туда. И чтобы ротик не уставал, я вытаскивал его полностью, что бы она сомкнула губки и вновь заталкивал его обратно. Она была молодец, ни разу её зубки не поранили его нежную плоть. Он входил только наполовину, упирался в её горло. Из всех любовных занятий с женщинами это было моё самое любимое, но получить наивысший пик в этой ласке я мог, только если моя спутница так же могла вой ти в такое же состояние.
Обычно женщина, так любя мужчину, получает удовольствие, но доходит до высшего наслаждения, когда мужчина раздвигает ей ноги и входит в неё.
