Баландой я всё-таки запасся. Ведь мне так есть хотелось! Но я решил немного подождать, хотя не очень-то верил, что принесут что-то стоящее, поэтому стоял возле буржуйки со спичками, не зажигая огня, пока они не вернулись.
Пришли они с полной шапкой яиц, с картофелем в карманах и с котелком комбижира. У меня шок – ведь я нормально ел последний раз даже не помню когда! А когда стали жарить картошку, от этого забытого запаха я чуть не потерял сознание. У меня так закружилась голова, что не упал я только потому, что они меня поддержали за руки. Так я понял, что чудеса, оказывается, случаются и в плену…
Попытался узнать, откуда у них такое богатство. И получил очень жёсткий ответ: не твоё дело. Потом они мне сказали: «Ты помог нам, теперь мы будем помогать тебе». И так мы хорошо поели!.. (Баланду, конечно, вылили.) Но я всё равно пытался понять, откуда у пленных могут быть продукты. В лагере у нас был базар. Там действительно можно было купить и яйца, и картошку, и жир, но для этого нужны были деньги или ценные вещи для обмена! А у нас давно ничего не было – всё отняли немцы или полицаи.
Больше мы баланду не ели, а ели только то, что приносили они. Думаю: откуда же они всё это берут? Ночью как-то проснулся, посмотрел в сторону их коек (а койки-то без одеял, всё видно сбоку). Под койкой вижу ботинки военные, сапоги военные. Думаю: «Утром обязательно их спрошу: что же вы тут устроили?». Утром просыпаюсь – под кроватями ничего нет.
Наш блок Е постепенно стал заполняться новыми партиями пленных. Всё шло прежним порядком: из пленных формировались новые рабочие команды, и одновременно с этим готовились эшелоны для отправки в Германию. В медпункт снова стали поступать больные и раненые. У них мы пытались выяснить обстановку на фронтах и в тылу. В основном расспросами занимался наш старший товарищ, который неплохо разбирался в общей военной ситуации.
Как-то говорю «санитарам»: «Нам надо думать, как отсюда драпануть». – «А ты хочешь убежать?». – «Да только об этом и думаю». Стали думать вместе… Планы побега рождались разнообразные. Надо было оценить обстановку. Лагерь находился в здании тюрьмы с высоким кирпичным забором вокруг. Изнутри он был разделён на отдельные сектора с проволочными заграждениями и усиленной охраной между секторами. Сбежать было почти невозможно. Не было вообще случаев удачного побега. Но мы всё равно мучительно пытались найти вариант, как убежать.
Наконец мне в голову пришёл более или менее реальный план. На территории лагеря была отдельная зона, в которой размещался лазарет для сыпнотифозных. На входе её охранял только один часовой. Военнопленные врачи и фельдшера имели доступ в лазарет. Они сопровождали туда сыпнотифозных больных из общего лагеря. Немецкий часовой реагировал на группы больных пленных с врачом или фельдшером тем, что отворачивался. Боялся заразиться. Немцы в лагере вообще очень боялись заразиться инфекционными болезнями от пленных. Поэтому в самом лазарете не было ни немцев, ни полицаев.
Мы решили, что в сыпнотифозном лазарете можно найти укромное место и спрятаться. А потом, при удобном случае, – перебраться через высокий забор и оказаться на свободе. (То, что забор был высотой около четырёх метров, нас почему-то не смущало.) План созрел такой: я – военфельдшер с красным крестом на рукаве и надписью по-немецки «фельдшер» – веду двоих якобы «сыпнотифозных» в лазарет. Мы заходим внутрь и прячемся в сараях, которые я приметил, когда водил туда больных, а следующей ночью мы уходим через забор. Что будет дальше, не загадывали. Лишь бы из лагеря вырваться…
