Падуану решил проверить карманы куртки, которая чем-то напоминала его собственную, только более потрепанная, да и дубленая кожа все же выглядела грубее. Нашлись платок, кисет с табаком.
– Проклятье! – выругался сыскарь.
Чистая белая перчатка на его руке стала серой.
– Пепел? – удивилась я.
Видимо, погибший – вполне себе обеспеченный человек, раз мог позволить себе пользоваться цедами. [1]
[1] цеда – записка, написанная на специальной бумаге. Даже человек, не имеющий Искры, мог написать на ней послание и отправить любому адресату. Как только цеда прибывала к адресату и тот ее читал, бумага сгорала. Те, у кого была Искра – отправляли без браслета.
А потом следователь расстегнул сначала куртку, а затем рубашку.
И вот тут я охнула.
Грудь у трупа была разрезана.
Пришлось наклониться совсем низко, только что носом не уткнуться в неприглядное зрелище.
Такие разрезы делают, чтобы добраться до внутренностей. Например, сердца…
Да не может быть!
У трупа что, извлекли сердце?
Последнее я пробормотала вслух.
Сыскарь в некотором роде согласился со мной:
– Не будем исключать.
– Ох, – выдохнул Шербан и грохнулся в обморок.
Мы с Падуану переглянулись и продолжили осматривать труп. Бойко послал нам укоризненный взгляд и принялся хлопать паренька по щекам.
Полицейский же просто застыл в растерянности. Понял, что грядут неприятности. Это вам не драки на ярмарке.
А дальше все оказалось интереснее и интереснее, потому что ничего странного обнаружить не удалось. И это наводило на обескураживающие мысли.
Падуану поднялся, стянул перчатки, скривив губы, и обратился ко мне.
– Рассказывайте.
– Все, что по этому поводу думаю?
– Уж будьте любезны.
Я достала перчатки, похожие на следовательские.
– Две минуты и поделюсь соображениями.
Теперь уже я сама бегло осмотрела труп. Проверила лунки ногтей, заглянула в рот – обратила внимание на слизистую. Осмотрела шею, пригляделась к цвету кожи прежде всего верхней части тела. Еще раз обратилась к разрезу, провела пальцем по краям… А затем приподняла веки. И обмерла. Выражение застывших глаз… Я такого у покойников никогда не видела, а ведь мертвецов в прошлой жизни видела немало.
Вот теперь стало по-настоящему страшно. Будто только теперь до меня дошла вся серьезность ситуации.
Пресвятые угодники!
Выдохнула и принялась рассказывать:
– Такого рода разрезы на груди делаются с одной целью – получить доступ к внутренним органам, чаще всего – сердцу. Можно, конечно, предположить, что имело место какое-то оперативное вмешательство, но это прозвучит слишком странно. Прежде всего потому, что нет крови. Вообще. Ни на кромке раны, ни на одежде, ни вокруг. Скорее всего, разрезали грудь, точнее, распилили, – поправила я сама себя, отметив, как побледнел Мечник и отвернулся Бойко, – когда этот господин был уже мертв. И крови в его организме уже не осталось. Чем ее выкачали – другой вопрос, хотя средства для этого имеются. Как же тогда он погиб? – Я хотела потереть лоб рукой, но вовремя вспомнила про перчатки и сняла их. – А вот пока не понятно. Не от удара в грудь точно – рана слишком аккуратная. Я бы даже сказала – выверенная. И не от потери крови – ее выкачали после смерти. Без вскрытия, навскидку, могу выдать одну версию его смерти. – Я вопросительно взглянула на сыскаря. Тот кивнул. – Скорее всего у… – не сразу смогла подобрать слово, – потерпевшего случился инфаркт. Внезапно остановилось сердце, и вот.
