– И пойду! – захлопнула девочка увесистый том рассказов Джека Лондона.
Вместе с отцом и дедом она пошла посмотреть, в порядке ли баня. Пока мужчины проверяли проводку, девочка подошла к печи и отодвинула заслонку.
– У-ууу, – донеслось оттуда. Девочка отпрыгнула, но подошла к печи снова и заглянула в нее.
– У-у-у, – раздавалось из дымохода вперемешку с шорохами.
– Пап, в трубе кто-то! – закричала девочка.
– Кто? – подошел к ней отец, засунул голову в топку и посветил наверх прихваченным из дома фонарем. – Никого тут нет, – рапортовал он. Уханье и шорох больше не повторялись.
– То домовой. Банник, банный дух! – подошел к ним дед, подняв вверх палец, прислушиваясь. – Он во всех банях есть, и это вам не шутки! Надо бы его еще раз задобрить, – протянул он.
– Банник? Задобрить еще раз? – рассмеялся Саша, глядя на отца. – То есть, ты его уже задабривал?
– Напрасно смеешься! – поджал губы дед. – Думаешь, чего я место для бани определил здесь, хотя оно на дворе и не последнее? Не только по тому, что сарай худой был – но и потому, что это самый дальний угол от дома. Неспроста так в старину бани ставили – чтобы духи банные в гости не шастали. А чтобы сила эта мирно жила, нужно ее подкармливать, – тихо сказал дед. Аня слушала его, широко раскрыв глаза.
– Бать, ну, хватит тебе, Аньку вон напугал, – похлопал ее по плечу отец.
– Не хватит! Иди в дом и принеси краюху хлеба ржаного да соль на блюдце, – сказал дед. – Оставим здесь духу угощенье, а попариться еще успеется.
Из топки вновь донеслось уханье. Дед выхватил фонарик из рук сына и сам полез смотреть. Звуки стихли, в тускнеющем свете фонаря Матвей тоже ничего не увидел. Фонарик моргнул несколько раз и погас – сели батарейки.
– Вот, и фонарь не просто так погас! – цыкнул дед. – Хотите верьте, хотите не верьте, но баня – это вам не ваша ванна в квартире. Это особое место и энергетика тут особая. Баня для русского человека – она всегда ого-го была! – потряс кулаком дед. – Моя бабка мать мою в бане родила, как и прабабка – ее. В деревнях только там и рожали. Кому везло, кто с духом банным дружил, хорошо все обходилось. Но если злился тот дух на людей – так и младенцев нечисть утаскивала, и чего там только не случалось! Думаете, почему в Сочельник к бане лучше и вовсе не подходить? – спросил дед.
– Почему? – заикнулась Аня.
– Потому что ночь накануне Рождества – последняя, в которую нечисть свободно гулять может, вот и беснуется она напоследок. Ну ладно, значит, Саша, ты иди за хлебом и солью, ты, Аня – в дом, а я пойду дрова для растопки проверю, – похлопал фуфайку по карманам дед и вышел из бани. Следом за ним, подначивая старика, отправился и Саша. Аня заворожнно стояла в полумраке напротив открытой печи.
– У-у-ууу! – снова загудела труба.
Аня хотела было выбежать из бани, но ее любопытство оказалось сильнее страха.
– Банник! Выходи, я тебя не боюсь! Ты же добрый дух? – сказала она, схватив печную заслонку и высавив ее перед собой на манер щита.
– Ууу- донеслось в ответ.
– Ты умеешь только ухать? – спросила девочка.
– У-у-ууу.
– Сейчас папа хлеба тебе принесет, – сказала она и подошла ближе к печи, надеясь все же увидеть банника. Вдруг в дымоходе раздался гулкий шорох, уханье сменилось криком и из печи прямо ей под ноги вывалился черный комок. Девочка взвизгнула и выбежала из бани, захлопнув дверь.
– Дед! Дед там домовой, я его видела! Выскочил из печки, черный весь! – кинулась она к деду, возившемуся на веранде с дровами.
