Паша позвонил, на том конце провода что-то ответили. Он поблагодарил, положил трубку, посмотрел на меня:
– Ее нет уже несколько дней. Сказали, болеет, наверное… – Он увидел, что я переменился в лице. – Ты думаешь?..
– А тебе самому не кажется, что это странно? Она не зашла ни разу после пожара. Хотя бы из приличия, посочувствовать. Все же вы работали для их архива. Должна была зайти!
– Полагаешь, ее могли – тоже?.. Надо тогда поднимать людей, а? Она же одна там живет… Жила…
– Не надо никого поднимать, Паша! – твердо сказал я. – Будем просто ждать. Если такие дела разворачиваются… Не стоит нам показывать лишней тревоги и ненужного волнения. Мы ни о чем не догадываемся и ничего не знаем сверх того, что знают все, понял? Давай работать. А, как стемнеет, я схожу к Ире Малышевой.
– Ты знаешь Иру Малышеву?! Знаешь, где она живет? Откуда?!
Я понял, что прокололся на ровном месте, как дурак! Хотя, беда не велика, конечно.
– Она побывала здесь, когда я ходил за ватманом, вот и познакомились. Вместе сходим, – поскорее добавил, поскольку понял, что Паша уже почти уверен, будто я увел у него девушку из-под носа. Этого только не хватало!
В оговоренный час вышли из мастерской. Паша потянулся было погасить свет за собой, но я предостерег. Мало ли? Какой-нибудь блудный офицер пройдет мимо, потом спросит зама по тылу Петровича, или кто там за мастерскую отвечает? Где, мол, ваши столяры-слесари по вечерам мотаются?
Ира была очень рада, увидев нас двоих с Павликом! Захлопотала, выказывая радушие и гостеприимство. Я скромно сел на диван, не мешая Паше хлопать перед девочкой крыльями и надуваться от важности. Ира призналась, ей не по себе одной по вечерам, когда отца нет. Его выписали, но отправили в какой-то загородный санаторий на реабилитацию. Повезло, можно сказать… Матери у девочки нет, оказывается. Не хотелось добавлять ей тревоги, но пришлось рассказать про погибших сержантов. Ира зажала себе рот обеими рукам, сделала страшные глаза и так замерла, чтобы не закричать. Паша бухнул сдуру ей сразу, что мы с ним не верим, будто парни просто замерзли. Да еще Татьяны нет уже несколько дней, как сегодня узнали. На работу не выходит…
Паша все болтал, строя из себя мужика, я же думал недобро: «Дали слово подростку! Куда тебя несет?! Сейчас молчать надо, а не трещать, как сорока. Кому эта девочка еще разболтает? У кого защиты побежит искать?.. Впрочем, – немного успокоил себя, – она сама боится. Боится за отца. Боится, ее уличат в том, что была в мастерской в ночь накануне пожара. Вряд ли станет болтать».
Однако мысли девушки, я видел, повернули в опасное русло:
– Так значит, Вовку точно убили?!! Если Валерку и Ашота убили? И Татьяна пропала?.. Надо тогда в милицию!
– Ира, подожди, остынь! – скорее вступил в разговор я. – Ты Пашу не слишком слушай! Извини, Паша, конечно… Это наши с ним домыслы пока. Надо ждать, пока милиция… то есть, не милиция, а военная прокуратура, выскажется по делу. Пока что никто из серьезных людей про умышленные убийства ни слова не сказал. А вот отца твоего они обвинить в халатности могут! – напомнил ей. – Халатность раздуть гораздо проще, чем убийства раскрыть! И все списать на несчастный случай тоже проще, чем довести расследование до конца. Шум никому лишний не нужен, понимаешь? Я знаю, что говорю.
– Значит что же, все так и оставим? Давайте хоть Татьяну как-то… Ну, скажем кому-нибудь про нее… Что она, быть может, не просто пропала…
