Из жизни безногих ласточек - страница 11

Приятель предлагает угостить меня антидепрессантами, я отказываюсь, и мы оба смеемся. На балкон выходит новая коллега, потупив глаза, с подружкой. Но мы уже закончили. А завтра я опять распущу волосы и буду мотать ими как всамделишная девушка. Так-то.

Сев за свой рабочий стол, я опять смеюсь. Да так, что приятель делает мне большие глаза. Думает, я что-то употребляю втихаря. А я просто вспомнила: Лени-то тоже в городе.

***

К вечеру я поняла, что никакая это не помеха и с этим как-то нужно жить. Опять ехать к маме было унизительно.

Насчет моей мамы Вера была права в одном: она из породы вечных женщин. Что-то такое мне зло нашептывала Эмма: мол, они всех переживают, потому что все свои переживания несут на транспарантах. Я Эмму не слушала особо, но когда Вера заявила, что я похожа на мать, не слишком обрадовалась.

– Как тебе повезло! У тебя же характер, как у матери!

– Так тебе же она не нравится!

– Так мне же совсем другое не нравится, это разные вещи.

Думаю, теперь я немного понимаю, что она имела в виду.

Мама могла быть бальзамом (если она была в духе). Она могла в одно слово сбросить твое настроение в пропасть. Она могла крушить всех вокруг, используя все средства выразительности, доступные актрисе любительского театра в отставке. Но она никогда не оставляла тебя в том состоянии, в котором ты пришел к ней.

После того как Эмма сбежала из дома, таких «целебных» состояний стало больше. Может, из духа противоречия.

– Спанечка, золотце! – в лучших состояниях мама говорила, как любимый диджей на радио: доверительно, дружески, почти задушевно и очень далеко от всего личного. И хотя я ничего не могла ей сказать о Вере, только у мамы я смогла наконец представить, что скажу Вере при встрече.

Я не выдержала – и уже сижу у нее.

А сказать мне хотелось все и сразу. И особенно – что за эти пять лет у меня была куча, просто тьма коротких связей. Что я прошлась по ее «каталогу», как немец-комбайнер по созревшему полю, не пропустив ни одного колоска.

Но я так и не нашла куража завести их. А вчера распустила волосы и надела на работу майку с легким декольте. И столько раз туда заглянули коллеги обоих полов, что сегодня я в гольфе и похожу так какое-то время, хоть и жарко. Я даже улыбаться стала меньше. Мама твердит об этом часто, как о погоде:

– Спашечка, ты сегодня совсем кислая, зачем?

И по-прежнему просит объяснить необъяснимое.

Сегодня улыбка – это приглашение к себе домой, посмотреть фильм вдвоем. Вот что теперь улыбка. Но маме это трудно объяснить. В ответ на улыбку они смотрят, и так смотрят в холодильник, на старую еду, которую жалко выбросить и приходится есть. Потому что за новой лень идти.

Может, я могу рассказать маме про «каталог подходящих»?

КАТАЛОГ ПОДХОДЯЩИХ

Нежные в оливковых ветровках с длинными запястьями оттуда. Черные волосы.

Долговязые внучки с моложавыми бабушками под ручку.

Азиатки с глазами-рыбками, когда они косятся в сторону.

Пустые здоровые хохотушки.

Лысеющие красотки.

Йогини с короткими накачанными ногами и крепкими, железобетонными улыбками.

Пухлощекие, обожаемые подругами в соцсетях, с дразнящей дыркой между зубами.

Чеканные уши и мягкое лицо внутри.

Беременные: от таких будто заново рождаешься. И они так близки к конечной правде, что ни их не обманешь и сам не просчитаешься. Беда с ними одна: родив, они снова тонут в ерунде.

НЕПОДХОДЯЩИЕ

Мясистые, упрятанные в тесное, темное, беспрерывно засаливающие волосы руками с ногтями. Лак облуплен, волоски черные и много.