– Александр Евгеньевич? – уточнила она.
– Все правильно.
– Тогда давайте знакомиться. Я – Вера Рашидовна Родригес-Гонсалес Малатѐста, хозяйка ресторана. А это мой муж, Николай.
Рыба-Молот совсем не политкорректно и отнюдь не толерантно выпучил глаза. Мало того что имя, отчество и несколько фамилий блондинки находились в состоянии полнейшего несоответствия друг с другом и такой же полной разбалансировки. Так еще и коротышка-муж, которого Рыба-Молот поначалу принял за мальчугана лет тринадцати! А между тем это вполне половозрелая особь, отхватившая себе лакомый кусок, коим, безусловно, является Вера Рашидовна. Хорошо еще, что Рыба не задал глупейший вопрос: «Это ваш сынок?» – то-то было бы конфузу!
Через десять минут они уже сидели в новехоньком джипе: Вера Рашидовна за рулем, ее муж Николай на переднем пассажирском сиденье, а Рыба-Молот – на заднем.
– Ну, рассказывайте, Александр Евгеньевич… Как долетели? – спросила Вера Рашидовна, трогаясь с места.
– Долетел… э-э… хорошо.
– А как вам наш аэропорт?
– Выглядит замечательно.
– Город у нас тоже замечательный. Не Питер, конечно… Но со временем будет не хуже Питера.
– Не сомневаюсь, – с готовностью ответил Рыба, рассматривая пролетающие мимо хибары, одноэтажные бараки и вагончики различных конфигураций – от строительных до железнодорожных. Венцом же градостроительной мысли выступали цистерны с вываренными автогеном окошками. Неужели в них тоже живут люди? Судя по занавескам на окошках – еще как живут!..
– В последние годы много чего строят. Ледовый дворец построили… Катаетесь на коньках?
– Как-то не приходилось…
– А на лыжах?
– И на лыжах не приходилось.
– Ничего, дело наживное. В тундру вот с Николаем поедете. Там красиво.
Перспектива отправиться в хрестоматийно стылую тундру с мужем Веры Рашидовны не слишком-то обрадовала Рыбу-Молота, и он попытался увести разговор подальше от северных красот:
– Хотелось бы побольше узнать о профиле вашего ресторана. Какой кухне вы отдаете предпочтение?
– Где не воруют. За воровство в бараний рог сверну, – неожиданно подало голос переднее пассажирское кресло.
– Думаю, господин Бархатов совсем другое имел в виду, – осторожно возразила мужу Вера Рашидовна.
– Это я так, Верунчик… Чисто предупредить.
Рыба хотел было обидеться за совершенно необоснованные – с порога в зубы – подозрения, что он что-то там собирается стащить, пользуясь служебным положением. Но, представив недомерка из тундры, сворачивающего его, довольно рослого мужика, в бараний рог, обижаться раздумал.
– Вообще-то я специалист по средиземноморской кухне, я уже вам писал. Испанская, итальянская…
Рыба специально сделал упор на испанской и итальянской кухнях, хотя мог назвать еще французскую, арабскую (с нюансировкой, касающейся стран Магриба и стран Аравийского полуострова), да еще грузинскую с еврейской. Но испано-итальянские корни работодательницы… Они наверняка не останутся равнодушными к Средиземноморью!
Корни соображали ровно минуту
– А попроще?..
– Попроще? – Рыба на секунду задумался. – Можно немецкую, но лично меня немецкая не вдохновляет.
– И меня. Не люблю немцев, – снова отозвался Николай.
– Опять ты за свое! Чем тебе немцы-то не угодили?
– Фашисты они проклятые…
– А к… еврейской как относитесь? – стал сбрасывать козыря Рыба-Молот. – Или… там к грузинской?
– Грузинские хари – наглые-носатые – видеть не могу. Ни по телевизору, ни по радио, ни на базаре. А жиды – те же фашисты. – Ксенофобская сущность Николая никак не хотела успокоиться. – Вон как арабов мочат!
