Только Павел к тому времени с Илюхой Гимаевым, секретарем партячейки, успел уже по полю колхозному прогуляться. Как увидел Капитолину возле мужниного трактора, так и спекся. Слетел с катушек.
Илюха, помнится, шагая рядом, ему про урожай талдычит, в курс дела вводит, а Павел глаза косит в сторону. Вроде и поддакивает партийному секретарю, а в голове только она. Выходит, любовь с первого взгляда.
Кстати, и мужа ее тогда разглядел, Романа, единственного тракториста в деревне. Работящий мужик – сразу видно, себе цену знает. Дурака на трактор не посадят. Крепкий, ладно сбитый, словно молодой гриб-красноголовик. Против такого Павел бы не стал в кулачном бою выходить один на один – ребра может поломать.
Подумал еще тогда – повезло мужику, такую жену отхватил. А уж когда с ней глазами встретился – Гимаев для Павла в тот же миг в пустое место превратился, не стало его.
– Ты где-то сейчас не здесь виташь, – Капитолина провела травинкой по его щеке. – Думкой своей. Далеко где-то… В другом месте. Я угадала?
– Почти. Думал, сколько еще вражьих пуль придется получить, пока, наконец, социализм на всей земле построим, – заученно произнес Павел, отбирая у нее травинку. – Окончательно и бесповоротно. Пока две только схлопотал, остальные впереди.
– Зачем под пули-то лезть? – насторожилась Капитолина, испуганно взглянув на него. – Никак вам не терпится перестрелять друг дружку? Других-то дел нет, чо ли?
– Выходит, нет, – развел он руками. – Это сейчас самое важное. Кулацкое отребье по своей воле ничего не отдаст, ясно ж, как божий день, приходится силой отбирать. Революция для того и задумана была, чтобы рабочие и крестьяне взяли власть в свои руки.
– Вот слушаю я тебя… И свою думку думаю, как ты можешь людей так делить – кто кулак, кто середняк… Легко у тебя получатся…
– Хе-хе… Как могу… А классовое чутье для чего дано? Между классами – антагонизм, запомни! Причем непримиримый, Карл Маркс так и пишет.
– Взять хотя бы соседа нашего, Елисейку Юхина, – продолжала Капитолина, пропустив его слова мимо ушей. – Мы с ним вместе росли, у него вся семья работат с утра до ночи. Чуть свет – уж в поле. Когда он кулаком-то стал?
Она приподнялась на руках, ее налитые коричневые соски при этом качнулись в разные стороны, словно их задел кто-то невидимый. Павел не удержался, протиснулся под них головой, поймал губами сначала один, потом другой.
– Когда наемный труд начал использовать, тогда и стал. Вам, бабам, политической грамотности не хватает, – подытожил он, оторвавшись на миг от ее аппетитных грудей. – Но, может, за это мы вас и любим. Каждый должен своим делом заниматься. Мужики – социализм строить, а вы – детей рожать, да нас ублажать.
Эту полянку в зарослях возле самой Кузьминской заимки они облюбовали неделю назад. Всякий раз, как только Роман, муж Капитолины, уезжал на тракторе по колхозным делам, это был им знак. Трактор далеко слыхать – вся деревня знает, где Сидорук пашет.
Павел понимал, что по отношению к Зинаиде поступает нехорошо, нечестно. Она к нему со всею душой, а он… Однако поделать с собой ничего не мог. Хотел даже съехать от нее поначалу, чтобы не чувствовать угрызений совести. Но председатель колхоза Устин Мерцалов доходчиво пояснил ему, что пустыми дворами Огурдино и раньше не могло похвастаться, а после пожара их не осталось совсем. Тут погорельцам жить негде, а он собрался от Зинаиды съезжать! Не ко времени!
