Несколько лет он пытался фермерствовать, выращивая картошку, фасоль, лук, продавал овощи на рынке, но конкуренции настоящих фермеров не выдержал и в конце концов устроился сторожем в колхозе «Новый путь», что позволяло ему сводить концы с концами, не вкалывая с утра до ночи на приусадебном участке. Сторожам, конечно, платили мало, однако Ростислав получал военную пенсию по инвалидности, и ему хватало.
Жил он один. Женщины, готовые принять его в семью, находились, но Светлов, во-первых, не хотел, чтобы его принимали из сострадания, будучи твердо уверенным, что жениться надо по любви, а во-вторых, исповедовал принцип: не создавай себе чужих проблем.
К тридцати восьми годам он отрастил бороду, усы, длинные волосы до плеч, в которых серебрилась седина, и теперь смахивал на священника без рясы. Он стал горбиться, все еще стеснялся хромоты и на людях показываться не любил. В последние годы пристрастился к чтению эзотерической литературы и раз в месяц ехал либо в Калугу, либо в Москву, чтобы покопаться в книжных развалах и приобрести очередную партию брошюр и философских трудов знаменитых и вовсе неизвестных исследователей русской истории.
На вопросы приятелей, с которыми он изредка встречался: как жизнь? – Ростислав отвечал с мягкой улыбкой:
– Спасибо, не жалуется…
Он действительно ни о чем не жалел и ни на что не жаловался, трезво оценивая свое положение. Если бы он не был инвалидом, попытался бы, наверное, изменить судьбу, так как был трудолюбивым и упорным. Как говорил его старый друг Рома Новиков: чтобы стать богатым, необходимы три вещи: ум, талант и много денег. В свое время Ростислав по собственной оценке разве что не имел много денег, остальное было при нем. Теперь же он понимал, что богатство – далеко не самая важная вещь на свете и что, даже не имея много денег, можно вполне комфортно жить и чувствовать себя человеком.
В молодые годы Светлова не зря называли талантливым бойцом, мастером рукопашного боя. Он свободно мог бы тренировать не только юношей, но и бойцов спецназа, однако с потерей руки и ноги этой возможности лишился. К тридцати шести годам он увлекся составлением панно из разных пород дерева и добился удивительных результатов. Некоторые из его деревянных картин экспонировались на выставках народного творчества не только в России, но и за рубежом, а последние работы охотно покупали знатоки и ценители этого вида искусства.
Слава о стороже-художнике, живущем в глубинке Калужской губернии, дошла и до столицы. К Светлову приезжали из художественного института имени Сурикова и Академии народных ремесел с предложением возглавить студию и даже школу самодеятельного творчества. Но дальше разговоров дело не пошло. Предполагалось, что инициаторы создания студии и школы должны стать учредителями и получать прибыль, а работать на чужого дядю Светлов не собирался. У него самого давно зрела мысль организовать студию в селе – бесплатно, для ребят и девочек, желающих заниматься разными видами художественного творчества. Не хватало лишь средств на строительство мастерской.
В колхозе Светлова уважали за прямоту и честность. Неизбывная тяга халявщиков и люмпенов к воровству, воспитанная еще при советской власти (все вокруг народное, все вокруг мое), не исчезла и в новые российские времена. Тащили все, что плохо лежит, затем все, что можно продать. Работники колхоза «Новый путь» ничем не отличались в этом вопросе от своих соседей, считая, что имеют право красть «свое» добро. Поэтому, когда на принадлежащей колхозу мебельной фабрике появился новый сторож, никого это особенно не удивило. Зато первые же «несуны» почувствовали на собственном хребте, что такое непьющий и честный сторож, владеющий к тому же какими-то хитрыми приемами борьбы и способный справиться с десятком мужиков оптом.
