И все же, несмотря на животную исступленную страсть, я подспудно не забывал о главном. Правда, я, практически, ничего не знал о Софье, кроме того, о чем упомянул уже раньше. Она тщательно избегала разговоров о своем прошлом, ограничиваясь только настоящим. Но я был молод и, где-то, наивен и бестолков, хотя и не считал себя законченным идиотом, но мой ум был лишен практической сметки, ибо я был единственным ребенком заботливых родителей, выросшим в неге под крылышком любящей мамы, и до сих пор планов, кроме как успешно окончить институт, не строил. И вот, наконец, выбрав паузу отдыха и опустошенного расслабления, я спросил Софью:
– Послушай, рыбка моя, у меня к тебе все серьезно, а не абы как. Я хочу, чтобы так было всегда, хочу, чтобы ты стала моей… женой, – я сказал это с трудом, нерешительно и со страхом ждал ее ответа.
Софья лежала, закинув свою горячую ногу на мои и положив мне голову на грудь. Ее русые волосы рассыпались на моем теле, источая неповторимый, принадлежащий только ей, волнующий запах. Она пошевелила головой, щекоча меня жесткими прядками, и ответила:
– Котик мой, а разве тебе ТАК со мной плохо? – казалось, что она не хочет говорить ни о чем серьезном, она млела в неге, ей был приятен сам этот момент жизни, в котором этой ночью она растворилась со мной. – Да и куда нам спешить? И разве ты чувствуешь себя готовым к браку? Я уже поторопилась один раз, теперь, вот, в разводе.
Я погладил ее голову и нежно, как грудного ребенка, поцеловал в темя.
– Мне нравится определенность и законность во всем. И я тебя люблю Софочка! – со вздохом облегчения и уже приободренным голосом сказал я – все же начало разговора не закончилось откровенным отказом.
– Я тебя тоже, котик. А тебя не смущает, что я старше тебя на целых пять лет? Ты еще так юн. И ты пока что студент, где и на что мы будем с тобой жить, котик? На твою стипендию? На мою зарплату не рассчитывай, эти двести пятьдесят рэ на меня одну-то не хватает. Давай лучше…
Она перелезла на меня и заняла позицию сверху, предав свое, налитое негой тело, новой страсти. Она подвывала в такт рывкам бедер, всосавших в себя мою сущность, как удав кролика, и в конце путешествия в любовь, закатив глаза, пугающе поблескивая пустыми, без зрачков, белками, взвыла, словно волчица на полную Луну. В конце концов, оскалив крепкие белые зубы, она затрясла ягодицами и, со стоном величайшего облегчения, расслаблено упала на меня, расплескав по мне свои сливочные груди. Софья тяжело дышала, и я чувствовал, как подрагивают на моей груди ее ресницы.
На сей раз, я принимал в этом оргическом действе лишь косвенное участие, не отдаваясь безотчетно во власть наслаждения и контролируя себя, а лишь выжидая момент, когда пыл Софьи иссякнет, и я смогу продолжить свой разговор.
– Знаешь, рыбка, не все так уж и плохо, – выждав минуту, заговорил я. – Я получаю стипешку – тридцать пять рублей, родители рубликов по пятьдесят в месяц будут подкидывать. На меня хватит. Квартира у нас двухкомнатная, правда, комнаты смежные и в рабочей окраине, но трамвай туда ходит. Для начала перебьемся, потом я закончу институт…
Софья засмеялась беззвучно, но я ощущал это потому, как подрагивало ее тело.
– Мой, глупенький котик! Стипешка! Представляю себе нашу жизнь: надзирающее око свекрови, смежная комнатка у заводского забора, семейный телевизор в углу, любовь тайком, шепотом, чтоб не слышно. Ни, тебе, друзей пригласить, ни нагишом не пройтись. Из дома выйдешь, а там – бараки, копоть от заводских труб, сараюшки, помойки, пьянь, шаромыги, матерщина с поножовщиной… – Она отвалилась от меня и легла на спину, раскинув согнутые в коленях ноги. – Слушай, у меня, по-моему, уже синяк здесь, – она бесстыдно, с каким-то хрустом, почесала свой лобок, густо обросший, рыжими волосьями.
