Избранное. Статьи, очерки, заметки по истории Франции и России - страница 52
В первый ряд министров после опалы Панина начал выдвигаться личный секретарь императрицы Александр Андреевич Безбородко, которого Екатерина назначила вторым (после вице-канцлера графа И. А. Остермана) членом Коллегии иностранных дел[184]. По существу, именно он, а не бесцветный Остерман направлял деятельность Коллегии.
Отставка Панина и последовавшее за этим стремительное русско-австрийское сближение, завершившееся в мае 1781 г. оформлением оборонительного союза против Турции[185], вызвали самую серьезную озабоченность у версальского двора.
Информация, поступавшая из Петербурга и Вены после встречи Екатерины II с австрийским императором в Могилеве в 1780 г., свидетельствовала о пробудившихся аннексионистских устремлениях двух империй в средиземноморскочерноморском регионе. Эти устремления вытекали из их обоюдных притязаний на турецкие владения в Северном Причерноморье (Россия) и на Балканах (Австрия)[186].
Каждая из сторон, разумеется, преследовала собственные цели, но при этом рассчитывала если не на военную, то, во всяком случае, на политическую поддержку союзника. Для России со времен Кючук-Кайнарджийского мира 1774 г. и Айналы-Кавакской конвенции 1779 г. приоритетной целью был Крым.
Необходимость присоединения Крыма к России предельно четко была обоснована в письме-меморандуме Г.А. Потемкина Екатерине II. Этот важнейший документ не имеет точной даты, но его публикатор, В.С. Лопатин, установил, что он мог быть подан императрице между 23 октября и 14 декабря 1782 г. (Именно 14 декабря 1782 г. Екатерина II отреагировала на него подписанием секретнейшего рескрипта Г.А. Потемкину об аннексии Крыма[187].)
Потемкин призывал императрицу не медлить с этим делом: «Естли же не захватите ныне, то будет время, когда все то, что ныне получим даром, станем доставать дорогою ценою… Сколько славно приобретение, столько Вам будет стыда и укоризны от потомства, которое при каждых хлопотах так скажет: вот, могла да не хотела или упустила», – писал Потемкин в меморандуме[188].
«Изволите рассмотреть следующее, – обращался он к ней далее. – Крым положением своим разрывает наши границы. Нужна ли осторожность с турками по Бугу или с стороны кубанской – в обоих сих случаях и Крым на руках. Тут ясно видно, для чего Хан нынешний туркам неприятен: для того, что он не допустит их чрез Крым входить к нам, так сказать, в сердце. Положите ж теперь, что Крым Ваш и что нету уже сей бородавки на носу – вот вдруг положение границ прекрасное: по Бугу турки граничат с нами непосредственно, потому и дело должны иметь с нами прямо сами, а не под именем других. Всякий их шаг тут виден. Со стороны Кубани сверх частных крепостей, снабженных войсками, многочисленное войско Донское всегда тут готово. Доверенность жителей в Новороссийской губернии будет тогда несумнительна. Мореплавание по Черному морю свободное. А то извольте рассудить, что кораблям Вашим и выходить трудно, а входить еще труднее. Еще в прибавок избавимся от трудного содержания крепостей, кои теперь в Крыму на отдаленных пунктах.
Всемилостивейшая Государыня! Неограниченное мое усердие к Вам заставляет меня говорить: презирайте зависть, которая Вам препятствовать не в силах. Вы обязаны возвысить славу России. Посмотрите, кому оспорили, кто что приобрел: Франция взяла Корсику, Цесарцы без войны у турков в Молдавии взяли больше, нежели мы. Нет державы в Европе, чтобы не поделили между собой Азии, Африки, Америки. Приобретение Крыма ни усилить, ни обогатить Вас не может, а только покой доставит. Удар сильный – да кому? Туркам. Сие Нас еще больше обязывает. Поверьте, что Вы сим приобретением бессмертную славу получите, и такую, какой ни один Государь в России еще не имел. Сия слава проложит дорогу еще к другой и большей славе: с Крымом достанется и господство в Черном море. От Вас зависеть будет запирать ход туркам и кормить их или морить с голоду»