После завтрака начался обход. Когда очередь дошла до Алексеева, немолодая женщина врач строго посмотрела на партизана и произнесла:
– Ваша рана начала только затягиваться, а вы уже готовы в пляс пуститься. Так дело не пойдёт. Наша задача – побыстрее вернуть вас в строй, а вы своими действиями препятствуете этому, нарушая постельный режим.
Егор, как мальчишка, покраснел и виновато опустил глаза. Врач осмотрела рану и покачала головой.
– Всё ясно. Для ваших лесных походов вы вряд ли подойдёте, но дня через два я вам разрешу выступить перед ранеными госпиталя.
Алексеев воспринял слова врача, как предвестники приговора о списании. Через два дня ему разрешили ненадолго побыть артистом. Вечером, после ужина, в одном из помещений госпиталя оборудовали зрительный зал со сценой, где собрались ходячие раненые и свободный персонал госпиталя. Алексеев, выйдя к публике, сначала разволновался, но потом, успокоившись, грянул:
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой
С фашистской силой тёмною,
С проклятою ордой.
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —
Идёт война народная,
Священная война!
Как два различных полюса,
Во всём враждебны мы.
За свет и мир мы боремся,
Они – за царство тьмы.
Дадим отпор душителям
Всех пламенных идей,
Насильникам, грабителям,
Мучителям людей!
Не смеют крылья чёрные
Над Родиной летать,
Поля её просторные
Не смеет враг топтать!
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —
Идёт война народная,
Священная война!
Гнилой фашистской нечисти
Загоним пулю в лоб,
Отребью человечества
Сколотим крепкий гроб!
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —
Идёт война народная,
Священная война!
Пойдём ломить всей силою,
Всем сердцем, всей душой
За землю нашу милую,
За наш Союз большой!
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —
Идёт война народная,
Священная война!
Встаёт страна огромная,
Встаёт на смертный бой
С фашистской силой тёмною,
С проклятою ордой!
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —
Идёт война народная,
Священная война!
Алексеев допел последние слова и с яростью сжал гармонь. Он видел, как стоящие неподвижно зрители сжимали кулаки, а некоторые раненые вытирали скупые слёзы. Егор улыбнулся и запел:
Бьется в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза,
И поет мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза.
Про тебя мне шептали кусты
В белоснежных полях под Москвой.
Я хочу, чтобы слышала ты,
Как тоскует мой голос живой.
Ты сейчас далеко-далеко.
Между нами снега и снега.
До тебя мне дойти нелегко,
А до смерти – четыре шага.
Пой, гармоника, вьюге назло,
Заплутавшее счастье зови.
Мне в холодной землянке тепло
От моей негасимой любви.
Аудитория, расслабившись после этой песни, взорвалась бурными аплодисментами. Егор воспрянул духом и снова запел:
Синенький скромный платочек
Падал с опущенных плеч.
Ты говорила, что не забудешь
Ласковых, радостных встреч.
Порой ночной
Мы распрощались с тобой…
Нет больше ночек!
Где ты платочек,
Милый, желанный, родной?
Помню, как в памятный вечер
Падал платочек твой с плеч,
Как провожала и обещала
Синий платочек сберечь.
И пусть со мной
Нет сегодня любимой, родной,
Знаю, с любовью ты к изголовью
Прячешь платок голубой.
Письма твои получая,
Слышу я голос живой.
И между строчек синий платочек
Снова встает предо мной.
И часто в бой
Провожает меня облик твой,
Чувствую, рядом с любящим взглядом
Ты постоянно со мной.
Сколько заветных платочков
Носим в шинелях с собой!
Нежные речи, девичьи плечи
