Как бы то ни было, эта особенность Вдовоёба уже давно никого не удивляла. Мало ли у людей странностей? Книжник, например, умеет читать. Чистоплюй не пьет вина и не притрагивается к картам, а со шлюхами разговаривает так, будто они по меньшей мере королевские фрейлины. И никто над ним не потешается. В отряде каждый человек волен жить по собственным правилам. Главное – чтобы в строю стоял намертво.
Песня подходила к завершению. Трижды проорав последний куплет, бойцы смолкли. Вместе с ними стихли и дудки. Барабаны продолжали выбивать бравый ритм «Пьяной смерти», словно желая заставить баталию спеть ее снова. Это они зря. Ничего не вернуть. Все кончается.
Ветер, стылый и влажный, внезапно усилился. Туман в мгновение ока поредел. Стали видны холмы впереди и выстроившиеся на их склонах еретики. Сплошная стена из кирас и шлемов, из пестрых рукавов и длинных пик. Сталь не сверкала на солнце. Не сбавляя шага, Грач задрал голову. Солнца не было и в помине. Его закрыли плотные серые тучи.
– Сейчас ливанет! – оскалил гнилые зубы Вдовоёб. – Пусть дьявол нассыт в рот Святому Рэву!
– Не кощунствуй! – одернул его Чистоплюй. – Еще ничего не случилось. Не сомневайся в могуществе небесных пастырей подобно тому, как не сомневаешься в наступлении следующего дня. Ибо они не забывают детей своих ни в горе, ни в болезни, ни в тяготах! Так сказано в Четвертой Книге Откровений. И помни…
Едва начавшуюся проповедь прервали холодные капли дождя. Вдовоёб засмеялся. На скользком склоне, на мокрой траве баталии придется не сладко. Кому бы там ни молились поганые еретики, они молились не зря.
Перед ними ткнулся в землю арбалетный болт.
– Пристреливаются, суки, – сказал Седьмой. – Пора читать отходную.
Рудольф из Гробенвальда, по-прежнему шагавший впереди, поднял меч. Грач пожалел, что не видит его лица. Ему бы хотелось в эти последние минуты жизни взглянуть в глаза командиру, отыскать в них секрет всепобеждающей отваги.
Но он мог видеть лишь проклятые павлиньи перья на берете. И холм, вздымающийся могучей, несокрушимой волной. Левая сторона холма тонула в густом бору, и край строя еретиков почти упирался в опушку. Идеальное прикрытие, лучше не придумаешь. Здесь, на востоке, еще сохранились древние леса, ничуть не похожие на рощи или дровяные парки епархий Порохового Пакта. Настоящие леса, непроходимые, непроглядные, вечно жадные до человечины. Осмелишься сунуться в такой – и сгинешь наверняка, сожрет тьма дремучая тебя вместе с душой и ни крошки не оставит. Почему жители Вольных Экзархатов до сих пор не вырубили свои чащи под корень, сказать сложно. Одно слово – еретики.
Между тем, повинуясь мечу капитана, барабаны сменили ритм. Грач знал, что где-то за его спиной аркебузиры сейчас покидают строй, рассыпаются цепью по обе стороны от баталии, готовясь к залпу. Будь это обычное сражение, все остальные тоже остановились бы, прикрывая стрелков. Однако сегодня не хватало времени на маневры. Только атака. Обреченная, но необходимая.
Позади захлопали разрозненные выстрелы. Стремительно усиливающийся дождь мешал аркебузирам, и результат оказался жалок. Никто во вражеском строю не упал, даже не качнулся. Размышлять о причинах было некогда. Расстояние между противниками сократилось уже до сотни шагов. На холме прозвучала команда, слитно щелкнули арбалеты, выпустив в воздух оскаленную, хищную стаю болтов. Грач зажмурился. Под веками было темно, и в этой темноте хрипло ревел Чистоплюй:
