– За что же его забрали? – спросил я, заранее зная, что дед не ответит. Бабушка строго-настрого приказала ему молчать.
– За дело, – проворчал старик.
– За какое?
– В твои годы я тоже не все знал.
– Я тебе – про часы, ты мне – про отца…
Только я это вымолвил, как в сенях послышались чьи-то шаги, но вошла не бабушка, как я ожидал, а ввалился одноногий могильщик Иосиф в поношенном кожухе, который он не снимал ни зимой, ни летом. Его деревяшка провалилась в щель между половицами, и он долго и натужно вытаскивал ее оттуда, как сапожник Йонас шило из подошвы.
По праздникам дед с могильщиком встречались на богослужении и, возвращаясь, тайком от бабушки заходили в трактир к Драгацкому выпить чарку водки и всласть потолковать о том о сем, а главное – о вселенской несправедливости.
– Когда ты, старина, почиешь в бозе, – говорил, бывало, Иосиф, отстегивая в кабаке деревяшку и кладя ее, как полено, под стол, на котором сиротливо поблескивали две чарки, – я подберу для тебя такое местечко, что все от зависти лопнут. А зарою тебя так глубоко, что твоя старуха ни за что к тебе не проберется, хоть на том свете оставит тебя в покое.
– А может, ты раньше меня умрешь, – беззлобно возражал дед, хмельной от великодушия и свободы.
– Нельзя мне, старина, помирать, – убеждал деда могильщик. – Такие вот делишки.
– Почему это тебе нельзя?
– Кто же будет мертвых закапывать? Умрет, к примеру, портной. Ну и что? Портных как собак нерезаных, приходи, они тебе все, вплоть до савана, сошьют. Или часовщик. Часовщиков в местечке больше, чем часов. А могильщик один на всех. Пока другой родится, пока его обучат…
– Могильщик – не часовщик. Его обучить недолго. Сунул лопату, показал место и сказал: «Рой, приятель!» – буркнул дед.
– Тебя послушать – каждый может быть могильщиком. Нет, старина… Есть и в нашем ремесле секреты…
– Да перестаньте вы! – сердился трактирщик. – Нашли о чем за чаркой болтать. Вы лучше за сорванцом последите. Сейчас он, Иосиф, твою культяшку подожжет. Эй, ты, Даниил, а ну вылезай из-под стола, постреленок!
Пока дед и могильщик спорили, я, бывало, сидел под столом и осматривал деревяшку. От нее несло, как от старой хаты-развалюхи, плесенью и глиной. Однажды я чуть не поджег ее, но гробовщик отнял у меня спички.
– Моя нога, Даниил, в огне не горит и в воде не тонет. Такие вот делишки… Хочешь быть могильщиком?
– Не хочу.
– Дурак, – беззлобно заметил гробовщик. – Самая спокойная должность на земле. Никогда не услышишь ни одного грубого слова от хозяина или от хозяйки.
– А кто они, ваши хозяева?
– Хозяин – Бог. Хозяйка – смерть. Такие вот делишки…
Бабушка его побаивалась. Он закопал мою маму. Но мало ли кого он за свою долгую жизнь закопал? Под соснами покоились его жена и два сына.
Каждый год Иосиф покупал в лавке новую лопату, и, пока он ее, блестящую, со свежим белым черенком, проносил по местечку, все наблюдали за ним с почтительным страхом…
– Добрый день, – поздоровался могильщик и глянул на меня с сочувствием и удивлением. – Хвораешь, Даниил?
– Хвораю.
– А я все жду, когда же ты ко мне придешь учиться. Я из тебя сделаю такого мастера, какого еще у нас в местечке не было. Тебя будут приглашать на похороны из других мест. Может, даже из самой столицы.
– Руки у меня слабые, – отнекивался я.
– Окрепнут, – сказал могильщик и протянул деду свою кривую, заскорузлую, как корень, руку.
– Ну и пол же у вас, – пристыдил он деда, когда снова увяз деревяшкой в щели между половицами.
