– Тебя жду, – ответил ее бывший жених. – Дело есть.
– Дело? – Бабушка никак не могла взять в толк, что ему от нее надо. – Хочешь, чтоб я тебе перину набила?
– Не хочу, – пророкотал могильщик. – На кой ляд мне, одноногому, перина?
– Замуж я уже за тебя не пойду, – усмехнулась бабушка.
– Он пришел за кошкой, – объяснил я.
– За кошкой?
– Одолжи мне на недельку свою барышню, – ласково начал могильщик. – Житья от мышей не стало.
– Кладбищенские мыши невкусные. Она не станет их есть, – сказала бабушка и глянула на гусей. Те громким гоготом ее поддержали.
– А ты что, их пробовала? – заступился за свое кладбище одноногий.
– Ты был грубияном и грубияном остался, – рассердилась бабушка. – Я потому за тебя и не пошла.
– Ты бы не только пошла, ты бы побежала, если бы не она, – могильщик взял деревяшку и стал раскачивать ее на руках, как ребенка. – Баю, баюшки, баю…
…Когда-то, в далекую пору, когда могильщик еще в могильщики и не метил, когда были у него, как у всех порядочных людей, две ноги, он сватался к моей бабушке. Говорят, дело уже шло на лад, но тут, как назло, началась война и могильщика забрили в солдаты. Бабушка-невеста терпеливо ждала его, хотя от него долго не было ни слуху ни духу – как в воду канул. В местечке все считали его погибшим; родители, и те смирились с его гибелью, и даже отслужили заупокойный молебен, приняв на душу тяжкий грех, ибо, как позже выяснилось, они оплакивали живого. Только бабушка-невеста не верила в его смерть, и Господь Бог вознаградил ее за веру – вернул его живым и почти здоровым. Казалось, через месяц-другой молодые люди справят свадьбу, заживут вместе, но помешали костыли – деревяшки тогда еще у могильщика не было.
– При чем тут костыли? – заливалась слезами бабушка-невеста.
– У жениха моей дочери должны быть две ноги, – не уступала ее мать. – Все у вас должно быть поровну.
– Все у них не может быть поровну, – пытался спасти положение бабушкин отец. – Мужчина есть мужчина, женщина есть женщина.
Ничего не помогло.
Бабушка, как она сама рассказывала, долго убивалась, пока наконец ей не подсунули дедушку. Я до сих пор не понимаю, как его подсунули – через дверь ли, через окно ли, но раз бабушка говорит, значит, так оно и было.
– Я тебе через неделю верну твою кошечку. Ничего с ней не случится, – уверял одноногий.
– А чем ты меня отблагодаришь? – спросила бабушка и бросила взгляд на корзину, где, намаявшись от гогота, дремали неугомонные гуси. Бабушка, видно, была очень довольна покупкой. В другие дни старуха долго приценивалась к птице, щупала ее, взвешивала, подбрасывала руками в воздух, выщипывала для пробы перья, поругивала хозяйку, а тут, видно, как пришла, так и купила, быстро и недорого.
– Ты же знаешь, чем может отблагодарить могильщик, – пробасил одноногий.
– Типун тебе на язык!
– С тобой и пошутить нельзя.
– Пол-лита за мышь? Идет? – спросила бабушка и засмеялась.
– Ну и цена! Захочешь сам стать кошкой, – проворчал одноногий.
– Ладно, ладно. Бери, пока я в городе буду. Даниил, помоги поймать ее. А я пойду отнесу гусей к резнику.
Я ловил кошку, и во мне все пело: я поеду в город, я поеду в город.
Всю ночь я не смыкал глаз. У меня слипались веки, я зевал, проваливался ненадолго во что-то теплое и мягкое, как нагретый мох, но просыпался, боясь, упаси боже, разбудить бабушку. Ведь я мог нечаянно закашлять во сне от радости или, на худой конец, чихнуть.
