Я тебя не любил ни в апреле, ни в мае, ни после;
Я тебе не писал никогда зарифмованных строк.
Я пытался попасть из заснеженной памяти в осень
И наткнулся на твой столь приветливый тихий порог.
В ту весну я остался один по неведомой тайной причине,
Бесприютным бродил по бульварам ташкентской степи,
Предаваясь своей беспросветно напрасной кручине,
И набрел на порог твой – ты сказала мне: «Переступи!».
И вошел я к тебе, и мы долго любви предавались;
Никогда я такой, озверелою, страстью не жил;
И мы дико, почти сумасшедше в постели смеялись,
А на улице где-то пес бездомный от голода выл.
И до самой зимы я твое одиночество нянчил,
Ты ж держала меня, не давая сорваться в обрыв,
И казалось мне, у судьбы подаянье я клянчил…
А вокруг все горели, горели костры и костры.
И проснувшись однажды в январскую снежную заметь,
И тебя проводив неизвестно куда до ворот,
Я к столу пригласил мою бедную добрую память,
Чтобы вновь испытать тот весенний переворот.
И как будто во смерть пронеслись моей жизни мгновенья,
И увидел я все, отчего онемел мой язык!
Если сможешь, забудь… Но отныне свои вдохновенья
Я в единый солью, всепрощения страждущий, крик.
И пускай каждый день будет кислым, иль горьким, иль постным,
И пускай мне прощенья не будет, но не ставь мне в вину и упрек,
Что тебя не любил ни в апреле, ни в мае, ни после,
Что тебе не писал никогда я рифмованных строк…
