До Плутона мы, в общем, так и не долетели.
Мы даже к Луне не приблизились.
Главный вопрос был, как в нашем Обществе Высокой Анархии могло прийти в голову взять чужое. К тому же я негативно повлиял на Люми. После того, как нас поймали он взобрался на робота-садовода, мычал, жестоко бил его ногами по пластиковым бокам, выдрал с корнем антенну, и, указывая пальцем в небо, приказывал улететь.
Мой поступок назвали «преступлением».
Но тяжесть за него легла на плечи родителей, после того как я рассказал, что хотел быть похожим на Гермеса, который похитил коров Аполлона.
Родителям сделали замечания, что подобным допотопным книгам не место в воспитании современного ребенка. Теперь уже не я был преступником, а Гермес, совративший меня с пути истинного, а я переходил на позицию пострадавшего. А Люми? А Люми родители больше никогда не привозили в Дом Для Ребенка. Как, впрочем, и меня.
В виду моего своеобразного впечатлительного, легковозбудимого и нервного характера, психологами было вынесено решение, что мне лучше обучаться дома. Я был счастлив.
И родители, кстати, тоже.
Если бы Пигва был котом, он наверняка бы потерся о мои ноги. Если бы собакой, то слизывал языком слезы с лица. Если бы птицей… Но Пигва был всего лишь на всего роботом. Просто роботом.
Я смотрю на площадку, уставленную серебристыми контейнерами, вписавшимися в блеклый местный пейзаж. Сейчас нам с Пигвой убирать их в дом и спускать в подвал. Этот факт кажется мне каким-то неестественным, и внезапно понимаю, что я никогда не убирал контейнеры. За нас с Пигвой это делали роботы, которые их привозили. Они также проверяли все приборы в доме, в том числе Пигву, чинили неполадки, проводили полную дезинфекцию, брали у меня анализы и делали медицинский осмотр. Записывали послание родным. Все это они должны были сделать перед тем, как улететь. Может, сейчас вспомнят, что не всё сделали, и вернутся?
Но челнок не возвращается.
Долго перетаскиваем с Пигвой контейнеры в дом. Я что побольше и потяжелее, он что поменьше и полегче. Проверяю коробки. Сухая картошка, галеты, соль, сахар. Витаминизированные таблетки. Черный и зеленый чай. Порошковый сок. Помещающиеся в ладонь кругляши пицц с розово-желтыми разводами. Положишь такой кругляш в печь, дашь команду, и меньше, чем через полминуты перед тобой большой, с полметра в диаметре, круглый лист ароматного горячего хлеба с искусственным сыром или тофу. Молоко ни разу не присылали, хотя всегда просил о нем. Так же, как и рыбу. Зато много банок с морской капустой, баклажанами, патиссонами, свеклой, луком, морковью, чесноком, яблоками, персиками, вишней. На острове я ем намного меньше, чем до прибытия на него. Может, просто воздух здесь питательный какой-то, или иные причины, не знаю. Остается много из того, что привозят на год. Остальное копится и копится.
Несколько ящиков заносим в Гостиную, в которой правда, никогда не было Гостей. В одном контейнере одежда. Свободные штаны, балахоны, рубахи и свитера. Исподнее белье.
А вот в этом ящике должны быть книги. Так оно и есть.
Помню, когда приговор мне был вынесен, и я собирался на остров, я заключил в большой кристалл огромное количество мировой литературы. От Ветхого Завета до наших дней. Можно сказать, от Потопа до Потопа плюс современное время. А также невероятное количество изображения картин, статуй, записей всевозможных композиторов, песен разных веков и народов. Еще самоучители всевозможных языков, много биографий и жития святых. Даже сказки загрузил. В общем, культурную историю человечества в довольно сжатом виде. Этот кристалл полетел обратно из Фуздела в Калавриту с другими неразрешенными вещами. Когда я прилетел сюда, мои вещи умещались в небольшом кофре. Икона Пресвятой Троицы, стопочка изображений близких, несколько толстых блокнотов и стилусов, флаг «Ла Фениче» и еще несколько вещей, напоминавших о Греции и Земле, которые я сунул внутрь кровати, даже не разворачивая. Первые книги пришли через год моего пребывания на острове, в первой посылке. Альбом изображений «Вымершие птицы и их клоны» и книга под названием «Как увеличить позитив». Что у нас на этот раз? Так, «Антология предпотопной драматургии», сборник стихов поэтов первого века после Потопа, и «Радость каждый день при приближении ближнего». Нашли что прислать. У меня ближний только Пигва, а я его и без вас люблю.
