– Дай Бог, чтобы они были такими же женами, как вы, Лина.
Та махнула рукой – что, мол, я. Я как все.
Выпили, при этом Акимович умудрился заранее долить свой фужер. Он у него был непрозрачный и поэтому не было видно, сколько в нем. Маленькими дозами он пить не умел. Циала и Лана разговорились. Циала объяснила, что тоже учится на педагога, сперва специализировалась на начальных классах, а сейчас перешла на классе постарше. Рассказала про Инала и Витю, про маленькую Люду. Лина слушала с большим интересом.
– Все возрасты ребят по своему интересны, – сказала она, – мне наиболее интересны младшие классы. Когда я беру первый класс и оканчиваю с ребятами четвертый, а делала я это уже трижды, правда третий раз мы пока в третьем, то у меня чувство, что не я их учу, а они меня учат. Учат с самой неожиданной стороны – понимать по своему жизнь. Маленькие дети это же такая непосредственность, такое откровение, что я иногда думаю – зачем дети становятся взрослыми? Маленькими они лучше воспринимают жизнь, лучше видят ее краски, лучше понимают друг друга. Умели бы делать это взрослые, они бы не ссорились, не воровали, не воевали бы.
– Здорово! – хлопнула в ладоши Зарема, – здорово! Как вы прекрасно понимаете жизнь! Я просто восхищена вашей точкой зрения.
– Этому меня всему научили дети, особенно первоклашки.
– Вам книгу нужно написать, – сказала Циала, – А когда поедем к нам в Осетию, я обязательно вас познакомлю с Людой, Иналом и Витей. Я тоже таких не видела никогда. Именно они меня заставили уйти к ребятам постарше.
Пока все разговаривали, Акимович мигнул Георгию. Тот незаметно для всех налил ему в стакан для воды коньяка, полный стакан. По цвету коньяк почти не отличался от пепси колы, стоявшей на столе. Боцман с невинным видом опрокинул этот стакан. Мотнул головой и налег на мясо, макая его в чесночный соус, сделанный Циалой. Удивительное дело, он не пьянел от алкоголя, как все, только кончик носа у него белел и краснели немного уши, лицо же выглядело трезвым. Лина несколько раз подозрительно глянула на Акимовича, но он сидел, как ни в чем не бывало, разговаривал с Владимиром и Георгием. Видимо она знала, что значат побелевший нос и покрасневшие уши. Прибежали дети. Попросили маму напиться, Лина напоила их. Младшая, девочка, прижалась к бедрам Лины и у нее было такое счастливое лицо, что все заулыбались.
– Скоро и у вас будут такие же. Никогда не говорите им, что они вам надоели. Это очень ранит их.
– У меня сестра двоюродная приехала к нам в гости, у нее трое детей, – начала рассказывать Зарема, – как то они ее просто вывели из себя своими шалостями. Она взяла и сказала им, что если они будут шалить, то она их не будет любить. Вы бы видели мою тетю! Она даже побледнела. Потом отозвала мою сестру на кухню и позвала меня. «Запомните, – говорила она, – ваша любовь к детям должна быть всегда, шалят они или не шалят. Шалости пройдут, а твои глупые слова о том, что ты их не будешь любить, если они будут шалить, засядут в них навсегда. Это получится, что если они хорошо ведут себя, то ты их любишь, а если плохо, то ты их не любишь». Так моя сестра и краснела, и бледнела, но потом признала, что моя тетя права и попросила у нее прощение.
– Умнейший подход, – сказала Лина, – в нем море мудрости.
– У мой тети образования только школа.
– Образование, Циала, это только информация, которой можно напичкать и дурака. А народная мудрость складывается веками и тысячелетиями.
