– Вы живете оба, как во сне, – как то сказала Циала.
– Может быть, – ответила Зарема, – только этот сон правда, реальный, и нам в этом сне очень хорошо.
– Вы даже почти не разговариваете друг с другом.
– Не так, Циала. Мы разговариваем и много. Только в наших разговорах слова лишние. Мы разговариваем… – Зарема наморщила лоб,– ну как бы тебе сказать… Не могу объяснить, это не объясняется.
– Не объясняется и не надо. Я примерно поняла ваше состояние. И дай Бог вам. Ты как себя чувствуешь, счастливой?
– Очень. И опять объяснить не могу. Не подозревала, что так может быть. Хочу, чтобы так было всю жизнь.
– Дай Бог вам, – еще раз повторила Циала, – кстати, милая, скоро Джеоргуыба. А это мужской праздник. Как порадуем наших мужчин?
– Да Ты права. Со следующего понедельника и начинается Джеоргуба. В Предгорном праздную все мужчины, а сейчас и женщины, адата мало кто придерживается.
– Придерживаются многие, но праздную Джеоргуыбу сейчас и женщины. Так что мы придумаем?
– А что мы придумаем? Выпить у них есть, купим свежей молодой говядины, наварим. Пироги сделаем. Вот и праздник будет. Да и рабочий день это, начало праздника.
– Первый день в понедельник немного отметят вечером, а потом им можно в субботу хорошо посидеть. В воскресенье выходной у них, отоспятся.
– Они? Вряд ли они спать долго будут, любят оба рано вставать .
На судне Акимович работал в поте лица. Иногда подвыпивший, но всегда с трезвым взглядом и четкими движениями, он делал свое дело профессионально и классно. Как то матрос, мужчина лет 45 огромного роста и слабого ума, рьяный приверженец коммунистических идей и догм, сказал ему.
– Боцман, вы постоянно пьяны. Я буду вынужден поставить вопрос о вашем поведении на работе на партийном собрании судна.
Разговор происходил в коридоре носовой части судна, где помещались кладовки и не было жилых кают. Акимович огляделся. Никого не было. Он ласково взял матроса за отвороты спецовки, наклонил его, хотя тот и сопротивлялся, и двинул коленом левой ноги в шею. Матрос выпучил глаза, пытался кашлять, но у него ничего не получалось. Акимович крутанул его вокруг оси и врезал сильнейшего пинка. Матрос пролетел, спотыкаясь, метров пять и врезался головой о железную переборку. Выпучив глаза и хватая ртом воздух, он минут десять приходил в себя.
– Очухался? – спросил матроса Акимович, – Теперь слушай. Я ложил на твое партсобрание, на тебя и на таких, как ты. Все понял?
– По…по…понял…
– И еще, запомни, если ты еще раз вякнешь, то упадешь в трюм или не вылезешь из кофердама. И еще запомни, я свои обещания не повторяю.
Акимович повернулся и пошел по своим делам. Матрос еще минут пятнадцать приходил в себя, потом начал работать – он красил одну из кладовок. Капитан как то спросил Георгия.
– Вы боцмана хорошо знаете, Георгий Виссарионович?
– Да, хорошо, командир.
– Я заметил, что он частенько выпивши.
– Командир, я с ним проработал больше двух лет только в море. Да, он иногда выпьет. Но так знать дело, как знает он, мало кто знает. Скажу откровенно, что он знает все типы судов как свои карманы. Старой закалки моряк и старого воспитания. Мы иногда встречаемся семьями. У него прекрасная жена, учительница младших классов, и трое прекрасных детей, они отца очень любят. За столом он может выпить две бутылки крепкого напитка, но никогда пьян не бывает.
– Черт с ним, пусть пьет, лишь бы дело знал, – сказал капитан, – только скажи ему, чтобы сильно не увлекался.
