– Так я же «Жигуленка» старенького купил. Вот, ремонтируем его теперь денно и нощно. Ты-то как? – спрашиваю.
– Да все бы ничего, только вот прокрастинация, проклятая, замучила, – ответил Мухин.
– Это что за страсть такая? С чем ее едят?
– Ну, это патологическое желание откладывать дела на потом. Лень, короче говоря, по-научному. Что у тебя с жильем? Обещают?
– Так давным-давно обещают, только воз и ныне там. К Новому году, вроде как, должно решиться. Бюрократия, понимаешь, кругом непробиваемая. То такую им справку принеси, то эдакую. Тянут, в общем, кота за хвост.
– А что Вы, милостивый государь, – вдруг подбоченившись и напустив на себя невероятную солидность, пафосно произнес Андрей, – что вы имеете мне возразить, если я опишу Вашу проблему одной-единственной фразой – да пошли они все!
– И как всегда, Вы правы, батенька! – засмеялся я.
– Слушай, – заговорщицки понизив голос, сказал Мухин, – я тут новое стихотворение написал. Точнее – балладу. Вот принес тебе показать. Очень хотелось бы знать твое мнение. Я оставлю, посмотри, пожалуйста, потом обсудим как-нибудь при встрече.
– Добро, – говорю, – почитаю. И когда ты все успеваешь, друг мой?
– Помнишь, шестидесятники лет этак тридцать назад, все копья в горячих спорах переломали: кто нужнее в этом мире – физики или лирики? Так вот я решил эту дилемму для себя оптимальнейшим образом – соединил в себе и то, и другое. Все просто!
Мы попили с Андрюхой чаю, поболтали еще о насущных делах, и он умчался по своим делам. Я поспешил лечь спать – ведь уже завтра суббота, та самая, на которую намечено завершение ремонта моего аппарата.
Утром, как и договаривались с Василичем, я был у его гаража. Но Генки не было. «Опять пропал, ешкин свет! – ругался я про себя, – где его черти носят?» Страшно не хотелось переться обратно в поселок и разыскивать запропастившегося Василича. Прошло более получаса. Я уже собирался уходить, как вдруг вдалеке из-за угла появилась спешащая коренастая фигура, в которой без труда угадывался облик Василича.
– Ну и где ты, болезный, застрял. Я уже устал ждать, – укорил я его.
– Бегу, бегу, трусы раздулись! – оправдывался Василич, отпирая калитку гаража, – да попили тут, понимаешь, в ночь с пятницы на понедельник, вставать утром просто влом было!
Причем слово «попили» Василич произносил с ударением на первый слог – «пОпили». Вообще, речь его изобиловала всякими шуточками-прибауточками, к которым я никак не мог привыкнуть, и каждый раз искренне и от души хохотал.
Зашли в гараж, перекурили. Затем Геннадий переоделся в рабочую спецовку, вскипятил чайник, опять перекурили.
– Василич, время идет, – напомнил я, – хотелось бы сегодня выехать.
– Я в курсе, мать писала. Но сегодня не получится. Смотри: сейчас приторочим навесные агрегаты, потом запустим движок, и надо, чтоб он часика три-четыре помолотил на холостых. Для промывки системы охлаждения. Потом регулировки на горячем. В общем, сегодня вряд ли. Кстати, ты запуститься сегодня хочешь, чтоб завтра уже наверняка выехать?
– Само собой.
– Тогда вот что. Дуй, давай, за пивом, а то ни дела, ни работы. Плющит меня что-то. Никак не настроюсь.
– А с пивом, можно подумать, настроишься?
– Проверено многолетним опытом. И потом, пиво с утра не только вредно, но и полезно, сам знаешь. Давай, сгоняй. А я пока попробую начать робить с Божьей помощью.
Делать нечего. Я быстро смотался на автостанцию. Там в буфете всегда продавали свежее пиво. Принес. Василич прервал начатую было работу, ловким, отточенным движением открыл бутылку и выпил пиво залпом. Сел, закурил.
