- Так, коллеги, у нас проверка! - Палыч внешне спокоен, но сжимает губы, нервничает.
- Открываем сейфы и отходим в сторону! Если у кого-то там находятся личные вещи – предупреждаем сразу!
Молчим. Личных вещей там нет – это запрещено.
Сегодня нас проверяют жестко. Сверяют все документы с описью. Просматривают каждую бумагу, сверяют номера печатей и флешек.
- Так, теперь компьютеры, - поступает новая команда.
И специалист по информационной безопасности запускает на каждом компьютере какую-то специальную программу – на экране монитора только мелькают знаки и строки.
Знаю, что у меня все нормально, но все равно немного потряхивает.
- Вера Григорьевна, а что это у вас? Файл копировали на незарегистрированную флешку?
- Вера Григорьевна, а что это у вас? Файл копировали на незарегистрированную флешку?
И мне становится дурно.
Щеки горят.
Внутри все скручивается в тугой узел и тут же покрывается ледяной коркой.
Сердце бьется где-то в горле, а я с трудом дышу.
Это серьезное обвинение. Очень серьезное. И последствия для меня могут быть тоже серьезными. Вплоть до увольнения со службы.
Хотя специалист по информационной безопасности и задает вопросы тихим голосом, я моментально оказываюсь в центре внимания всех присутствующих в кабинете.
Чувствую на себе чужие взгляды – сочувствующие, любопытные, осуждающие, но мне сейчас не до них.
Я же знаю правду.
Распрямляю спину.
Я ничего не копировала на левую флешку.
Зачем это делать? Чтобы подставиться под проверку?
Это глупость несусветная. Такие действия сохраняются в памяти компьютера, и их следы можно убрать только “чистящей” программой, которая сотрет всю информацию о копировании. Но это тоже палка о двух концах – такую зачистку сразу распознает любой мало-мальски хороший специалист.
Сжимаю кулаки, до боли вонзая ногти в ладонь. И эта боль помогает мне собраться с силами.
На подкашивающихся ногах подхожу ближе к своему рабочему столу.
И вокруг меня сразу сжимается кольцо – рядом встают и Палыч, и безопасник.
- Какой файл? - пытаюсь прочитать название сама, но очень нервничаю – буквы вижу, а в слова они никак не складываются. И абсурдность ситуации понимаю, и злюсь на себя, и ничего не могу с этим сделать.
- Вот смотрите, - парень медленно проводит пальцем по строке на экране монитора. - Видите?
Вижу, но ничего не понимаю, потому что никак не могу выйти из ступора.
- Когда это было? - сохраняя внешнее спокойствие, интересуется Палыч.
- Сейчас… Двадцатого июля, - и парень показывает на дату копирования.
Двадцатого июля?
Не верю своим ушам!
Двадцатого июля?!
Это же все меняет!
- Вера Григорьевна в это время была в отпуске. - Палыч поворачивается к безопаснику. - Ее не было не только на работе, но и в городе.
Да, в июле я уезжала с сыном. Саша сдавал вступительные экзамены в академию, и я была с ним. Миша подъехал к нам позже, уже на зачисление.
- Тогда у нас к Вам вопросы, Юрий Павлович, - и все внимание присутствующих переключается на шефа.
А я осторожно выдыхаю. Медленно, по капельке цежу воздух.
Кажется, последние несколько минут я вообще не дышала.
- Так, здесь к сотрудникам вопросов больше нет? - Палыч решительно оглядывается по сторонам, словно хочет еще раз в этом убедиться. - Тогда пойдемте ко мне, будем в моем кабинете разбираться, что произошло.
И вся комиссия, не прощаясь, поспешно удаляется вслед за ним.
