Общагу я оплатила, чтобы не терять место. Собрала вещи и перебралась к нему. Соседки завидовали мне по-хорошему, желали счастья. Хотя, говорили они, куда уж больше, ты светишься, как лампочка, невозможно смотреть!
Я старалась притушить этот блеск, но он прорывался всё равно. А наедине с Филиппом и вовсе разгорался до немыслимых значений.
И он сиял так же.
Но только со мной. При посторонних он унял свои эмоции и вновь стал холоден и серьёзен.
От бабушки не скроешься. Она выведала, что я встречаюсь, вызнала, что он программист, что мы живём на его съёмной квартире, только называла его почему-то Федя. Я не переубеждала её.
Все полученные ею сведения были немедленно доставлены отцу.
И на следующий же день меня ждал очередной скандал.
Не знаю, что наплела отцу бабушка.
Не знаю, что он вообразил.
Но крики о том, что этот голодранец покушается на папин дом и бизнес, что он сядет им на шею, что я дурочка, которую легко обвести вокруг пальца, слышал даже Филипп, который стоял рядом.
Эти крики положили конец моему общению с отцом и бабушкой на несколько лет.
Я прекратила этот разговор.
И при словах - или он или я! - сказала:
– Извини, отец. Я выбираю не тебя. Я выбираю его.
А Филипп молча обнял меня.
И всё стало хорошо.
Пока он не изменил мне.
20. 20 глава
Наверное, это было самое счастливое время в моей жизни.
Первая жаркая ослепительная страсть превратилась в ровное пламя, а мы всё так же были нужны друг другу.
Нам было вместе легко. Мы никогда не ругались. Ссорились - да. Но это были молчаливые ссоры без скандалов. Мы расходились по разным углам и молчали.
А потом нас притягивало обратно к друг другу.
Потому что невозможно жить без воздуха.
Я училась и подрабатывала, он работал - много, но я никогда не чувствовала недостатка внимания.
Невозможно даже описать эту жизнь.
Слова бледны, скупы и не передают ту полноту ощущений, то чувство единения. Что приходит на ум при словах "одно целое"? Как эти слова могут рассказать о подхваченных словах, угаданных движениях, озвученных мыслях? О лёгкости? О простоте и обыденности такой полной, как будто ты спал всю жизнь, и, наконец, проснулся - и теперь живёшь настоящей жизнью?
Вряд ли это было видно снаружи. Снаружи мы жили - как все. По очереди готовили завтрак, ходили на работу и учёбу, гуляли, смотрели фильмы вечером в обнимку, иногда общались с друзьями. Любили друг друга.
Я никогда не ревновала, потому что… ну, потому что я видела, как он смотрит на других и как - на меня. Я чувствовала его и мне было этого достаточно. Хотя вокруг него периодически вились подружки и родственницы друзей. И даже бывшие подружки его бывшей девушки, каким-то краем оставшиеся в компании.
А вот Филипп почему-то меня ревновал. Нечасто. И не тогда, когда ко мне кто-то клеился, не тогда когда мне оказывали знаки внимания.
Когда я вовлекалась просто в разговор с каким-нибудь его знакомым, который действительно знал и умел что-то интересное. Как будто чувствовал, кто действительно мог бы меня заинтересовать - до него.
Но ведь он уже был у меня! Зачем нужен кто-то другой, если есть Филипп?
И я никогда, никогда, никогда бы не подумала, что с нами случится… то, что случилось.
Даже сейчас у меня нет ответа - почему?
Филипп стал отстраняться от меня - еле заметно. Я объясняла себе это привычкой. Меньше объятий, меньше времени вместе, меньше улыбок. Больше работы, больше усталости.
