В кабинет влетает Арефьев, худой неврастеник в массивных экстравагантных очках и светло-бирюзовых брюках.
– Ярослав Андреевич! Ну это уже ни в какие рамки не вмещается! У нас же с вами юридически оформленные отношения, а вы на них двутавр кладёте со швеллером! Вы же понимаете, что у меня просто другого выхода не остаётся. Я этого не желаю, но вы сами посудите, как мне быть?
– Игорёк, послушай, – стараюсь говорить спокойно. – Прекрати нагнетать, ладно?
– Но вы меня уже месяц завтраками кормите!
– Я тебе всю картину обрисовал. Чётко, ясно и предельно откровенно. Ничего не скрыл, ни в чём не обманул.
– Но мне, – восклицает он с вызовом, – не отпускают товар в магазине в обмен на вашу откровенность!
– Ты хочешь меня шантажировать что ли? Судом угрожаешь?
– Это не угроза!
Блин, как же ты меня достал уже, истеричный идиот. Вот взять бы тебя за шкирку и выбросить в окно. Лети, дорогой Игорёк, лети. Да только кто тогда проектировать будет?
– Арефьев! – рявкаю я. – Прекрати уже. Ты хочешь, чтобы я за тебя принял решение? Хорошо, я принимаю. Заткнись и иди работать! В этом случае, сразу как придёт первый транш, ты получишь всё, что тебе должна компания и премию за хорошее поведение в размере одной месячной оплаты.
– Но я уже не могу в это верить! – с трагизмом в голосе заявляет он.
Он чем-то похож на Пьеро, а ещё на этого, голубого кинокритика, не помню фамилию…
– Тогда иди и подавай на меня в суд, – завершаю я прения. – Жди год решения, и может быть, я тебе что-нибудь заплачу, если к тому времени не перерегистрирую фирму. Всё, иди с глаз моих и делай, что хочешь. Только Эллу предупреди о своём решении.
– Но так невозможно, Ярослав Андреевич!
– Элла! – кричу я. – Иди сюда!
Она заходит. Арефьев топчется, не зная, что делать, но я уже не обращаю на него внимания.
– Говори.
– Перевод, – вздыхает она.
– Что перевод? Не сделали?
– Нет, – она машет головой. – У них специалист по английскому заболел, а тот, который его заменял, должен закончить сначала другой проект, а потом…
– Ясно. Сволочи…Почему раньше не сказали, что не сделают? Игорь, иди уже, не стой над душой.
– Я вот тут подобрала ещё несколько фирм по цене-качеству, но там везде предоплата.
Это всё очень скверно. Нужно было это дополнение к контракту ещё позавчера перевести и отправить. Без него никаких денег не будет. Но там текста страниц двенадцать, а это не очень быстро…
– Перешли, пожалуйста, Марине на почту, может быть, она нам поможет, – говорю я.
– Хорошо, сейчас сделаю.
Элла убегает, а я пытаюсь дозвониться до жены. Но блин! Во время уроков она отключает телефон. Зачем он ей вообще нужен, если дозвониться до неё никогда нельзя? А если я под поезд попал? Тогда что? Пока кончится урок, я уже кровью истеку. Бесит! Если я звоню, значит что-то срочное. Не просто же так я названиваю, правда?
Весь день проходит в решении дурацких и никчёмных проблем. Одна радость в этой круговерти – он пролетает быстро. День прошёл, и слава Богу!
Приходит сообщение от Марины. Ну, хотя бы ребёнка забрала… Выхожу из офиса последним, закрываю и еду домой. Как-то хреново на душе. Почему всё так по-дурацки? Чёрная полоса. Я всегда думал, что жена будет мне помогать, выслушает, посидит рядом, побудет со мной, когда мне тяжело… Но её никогда нет поблизости. Особенно тогда, когда она нужнее всего.
Почему? Как мы вообще оказались в этой заднице? И почему у Эллы задни… Да причём здесь Элла вообще! В конце концов, нужно просто всё ей высказать и объяснить. Да, опять поругаемся, но эта недосказанность ещё хуже. Сколько можно! Сейчас же всё обсудить, немедленно! Разжевать ей всё раз и навсегда! Так дать по мозгам, чтобы она окончательно уложила всё в своей голове!
