- Заткнись, Князев. Снимай штаны, - она всё-таки подходит ко мне вплотную, распахивает мой халат, берёт за пояс и нетерпеливо встряхивает, - да хорош обижаться, как девочка. Что было, то прошло.
Изнутри поднимается злость. Но терплю. Невозмутимо убираю руки с себя, вставляю в карманы её брюк.
Демонстративно закатываю глаза:
- Да какие обиды, Марин. Мы взрослые и свободные люди, поступаем, как нам нравится. Ты ушла к главврачу, сказала, с ним тебе лучше. Через год вернулась. Как мне реагировать? Раскатать перед тобой красную ковровую дорожку и опуститься на колени?!
Она довольно улыбается:
- Ревнуешь, это хорошо…
А у меня от раздражения челюсти сводит до боли.
Низко рычу:
- Да не ревную я.
В дверь раздаётся настойчивый стук и недовольный голос старшей медсестры:
- Алексей Петрович, там полдник привезли, омлет – пальчики оближешь. А я вам чай уже заварила. Как любите, с мятой.
Сжав губы в тонкую линию, выжидающе смотрю в Маринкины глаза. Она не выдерживает и отводит их.
- Ой, всё. Мальчику кушать пора, - вздёргивает нос и отправляется к двери, кидает вполоборота, - позже зайду. Дежурю сегодня.
Она щёлкает замком, намеренно отталкивает плечом медсестру, уходит по коридору в сторону лифта, бурчит под нос:
- Ни пройти, ни проехать. Разжирели все от безделья. Жрут свои омлеты целыми днями. На пенсию разогнать бы.
- Иди, иди, у тебя тоже пенсия не за горами.
Вера Ивановна провожает её взглядом, осуждающе покачивая головой. Потом вкатывается в кабинет и, понизив голос, недовольно ворчит:
- Лёш, ты её послать не можешь, что ли, проститутку? Главврач вон послал. Чуть семью ему не разрушила, почти до развода дотрахался с ней. А как не получилось его у жены увести, опять к тебе прискакала. Не позволю, чтоб ты в ту же пропасть… Нет, я понимаю, что стресс надо как-то снимать, на личную жизнь времени мало. Но не наступать же на те же грабли.
— Значит, омлета не будет, - понимающе улыбаюсь, - чаю-то хоть заварите?
Она грозит мне пальцем:
- Смотри, простишь её – обижусь. Кто тебе важнее: шалава беспринципная или тётка родная? Сколько в себя приходил после её загула, забыл? А я вот помню. И больше не допущу. Хоть обижайся, хоть злись. Я матери твоей обещала приглядывать за тобой. Значит, имею право тебе своё мнение озвучить. И не напоминай про свои тридцать три. Я старше, опытнее. Я её насквозь вижу.
- Да всё нормально, тёть Вер, не переживайте, - улыбаясь, обнимаю её за плечи, - эту страницу давно перевернул.
- Смотри у меня. Сейчас попрошу чай принести. А ты руки после этой мусорки помой.
Вера Ивановна отправляется к двери, бухтит себе под нос:
- Чего вы все в ней находите-то, столько девок нормальных. Вон Наташка не замужем, хорошая девка, симпатичная, спокойная. Не то, что Маринка эта... Одно место у неё поперёк, может?
Посмеиваясь, усаживаюсь за стол. Кладу перед собой карту Масловой Ксении.
В памяти тотчас возникают её оливковые глаза с огромными зрачками, они так гармонично сочетаются со смуглой кожей. Волосы густые, мягкие, немного волнистые. Ручки тоненькие, хрупкие. Губки, вай какие... И вообще, девочка выросла красоткой. Прикрываю глаза, чтобы избавиться от навязчивой картинки. Мягко провожу пальцем по строчке с её именем, раскрываю.
Анализы уже видел, а в остальном, что у нас тут интересненького?
Так. Возраст. Девятнадцать. Это радует.
Зубки здоровы, природная санация. Хорошая генетика.
