Смотрю на часы, висящие над дверью. Ну да, минут через десять явится. Прошарит по всем острым взглядом мелких глазок, выискивая опоздавших. И тогда можно будет вызвать на ковер и почесать чувство собственной важности.
И как только стрелка показывает девять пятнадцать, дверь в кабинет по-хозяйски распахивается.
– Доброе утро, – лыбится Боров. – Как приятно видеть всех на рабочих местах, – а взгляд упирает в меня.
Нестерпимо хочется передернуть плечами. Намек более чем прозрачен. Ждет, что начну рассыпаться в благодарностях? Не дождется. Работу свою я выполняю вовремя. Ошибок почти не бывает.
– Доброе утро, – отзываемся нестройным хором. У одной Светы в голосе радость. Все давно знают, что она хочет потеплее пристроиться. Как сама всегда говорит, что молодость уходит стремительно, а душу лучше греть в норковой шубке. Все шпыняет нас с Кирой тем, что мы слишком молоды.
– Ну работайте, – осмотр окончен и Боров уходит.
– И чего таскается? – ворчит Кира. – Ну видно же в программе, кто на месте уже.
Пожимаю плечами. Такая мелочь, не стоящая внимания. Но эти липкие внимательные взгляды напрягают. Что он во мне разглядеть пытается? На работу я хочу в более чем скромном виде. Ни косметики, ни нарядов. Даже на корпоративы хожу в джинсах и кофте. Всегда подчеркнуто вежливая и отстраненная.
Кира еще что-то ворчит себе под нос, но я уже не слушаю. Начинаю разбирать заявки. День идет своим чередом. Но ближе к концу опять забегает Олеся.
– Уль, зайди к начальству.
– Опять? – удивляюсь. – Я еще не успела накосячить.
– Не знаю, – Олеся разводит руками. А Кира поднимает на меня взгляд встревоженных глаз. – Вообще мог бы позвонить тебе или сбросить сообщение в линк.
– Что случилось? – спрашивает Кира.
– Понятия не имею, – встаю из-за стола. Вытираю о бедра вспотевшие ладони. Почему-то сердце колоть начинает. Очень нехорошее у меня предчувствие.
Тряхнув головой в попытке отогнать глупые мысли, иду в кабинет начальника. Как всегда стучу и вхожу после разрешения. Делаю пару шагов и застываю. Глазам своим не верю. Предчувствие нехорошего набатом бьется в голове. Полыхает красной лампой просто.
Чтобы Боров на меня смотрел так спокойно? И, можно даже сказать, ласково...
По телу прокатывается дрожь. Я даже чувствую, как холодная капелька пота стекает по спине.
– Проходи. Чего застыла? – спрашивает. А меня от его улыбочки передергивает.
Подхожу к столу ближе и останавливаюсь.
– Садись, – указывает на стул. А я едва челюсть не роняю. Никогда такого не было! В неожиданную доброту Борова верится слабо. Поэтому сердце начинает биться о ребра гулко и болезненно.
– Садись, – кивает. – Разговор есть.
Под его внимательным взглядом сажусь на самый краешек стула. Смотрю на него настороженно. Не нравится мне все это. Очень не нравится!
– Ульяна, я запросил в отделе кадров информацию по твоим больничным, – говорит, как камни роняет, весомо, с нажимом. – Очень много их. Очень.
– У дочки слабое здоровье, – тихо говорю. – Но всю работу я сделать успеваю.
– Похвально, – и кивает как болванчик. – А дети требуют много денег и сил. Тяжело тянуть ее одной, да?
Молчу. Все еще не понимаю, к чему этот разговор. Ему какое дело? Работа работается, замечаний нет. Клиенты довольны.
– Я справляюсь, – вздергиваю подбородок. – Дочка растет. Перерастает потихоньку этот период.
Больше ничего объяснять не собираюсь. Не его это дело. Я вообще уже начала подыскивать, куда бы нам съездить хоть на недельку отдохнуть и подлечиться. Несколько дней отпуска у меня еще есть. Единственное, надо извернуться так, чтобы дочь в этот период не простыла. Но летом, если оно не холодное и не дождливое, она болеет намного реже.
