Недоговаривает. Да мне и не нужны слова. Я догадываюсь, что это были бы угрозы. Которые они не преминет выполнить. Киваю.
– Ну и молодец, – резко выбрасывает руку вперед и хватает меня за плечо. – Будешь покладистой и ласковой кошечкой, все у тебя будет.
Окидывает красноречивым взглядом. Наконец, убирает руку и с довольным видом уходит. Выдохнув, прислоняюсь спиной к стене. Ноги дрожат и не держат. Прикрываю на мгновение глаза. В коридоре раздаются голоса и я спешу убраться. Итак, я не успеваю.
Что же делать? Что делать?
Прикрыться здоровьем ребенка мне совесть не позволит. Запросить липовую справку самой? В голове начинают вертеться мысли. На худой конец, можно попробовать отговориться женскими днями, но... тут могут быть варианты.
– Вот же старый хрыч, – выдыхаю. Сжимаю кулаки. Ждет он мой положительный ответ! Настолько самоуверен, что возможность отказа даже не предполагает!
Да вот фиг ему. Если ничего не придумаю, принесу в пятницу с утра заявление на увольнение. Черт с ней, с зарплатой этой!
Возвращаюсь в кабинет и сажусь на свое рабочее место. Ловлю внимательный взгляд Киры. Ее брови в удивлении приподнимаются, но я отрицательно качаю головой. Не хочу это обсуждать. Решение принято. И от этого даже будто легче становится.
На каком-то злом раздражении дорабатываю день. Ровно в шесть прощаюсь с коллегами и вылетаю из офиса. Спешу добраться до садика. Спешу забрать Ксеньку и обнять свое маленькое чудо. Только из-за нее у меня есть силы и работают мозги.
– Ма! – с громким криком вылетает мой ураганчик и бросается мне на шею так, что чуть не падаю на попу. Целует в щеку. – А я у тебя самая класивая? – спрашивает хитро.
– У меня – самая, – говорю правду. Как можно не любить своего ребенка? Хотя я знаю, как... И теперь, когда у меня есть свой, я еще больше не понимаю моих родителей. – Я забыла! – хлопает себя ладошкой по лбу, такой знакомый жест. Явно подхватила от Киры. – Подоззи! – и уносится обратно в группу.
Рядом Димкина мама собирает своего хулигана.
– Уль, я выяснила, чего они котлетами кидались, – говорит и закатывает глаза.
– Поделись, – улыбаюсь. – Моя не призналась.
– Мой оболтус так решил показать свою любовь, – качает головой. – Увы, лучшего способа не придумал. Сказал, что любит Ксеньку.
– Ого! – улыбаюсь. Ну кто бы мог подумать! Но тут слово берет рыжий бандит:
– А узе все-е, – тянет и разводит руками. – Не лублу.
Мы с его мамой начинаем смеяться. Иногда эти дети как отожгут! Настроение поднимается. Через минуту вылетает моя кудряшка, сжимая в руке игрушку, которую взяла утром из дома.
– Тепель все, – заявляет важно. Поднимает ногу, чтобы я сняла сандалик, и успевает показать Димке язык. Рыжий в долгу не остается. Так, кажется, у нас опять намечается воспитательная беседа.
По пути домой пытаюсь объяснить Ксеньке, почему так некрасиво себя вести. Кивает. Но что-то мне подсказывает, что все, что я сказала, в одно ухо влетело, а в другое вылетело.
– Ма, я так тебя лю, – выдает егоза, когда я заканчиваю. – И ты зе меня лю. Идем на касельки, – тянет меня за руку.
Ну что я могу сказать? Талант по уводу разговора в нужную ей сторону.
Гуляю с дочкой, отложив тяжелые думы на потом. Сколько ситуацию ни крути, а выход все равно только один. Но ночью тревоги все равно настигают. Я кручусь и постоянно просыпаюсь. Сердце тяжело колотится. Мне кажется, что не хватает воздуха для вдоха.
