- Родственники? Наконец-то. Давно пора обеспокоится ее состоянием. Мы имеем дело с неоперабельной опухолью мозга. И никаких гарантий, увы, дать не можем. И не то что гарантий…
- Простите, - перебивает словоохотливого доктора Жданов. – Мы не являемся родственниками этой женщины.
Он достает удостоверение и объясняет цель нашего посещения.
- Ндаааа, - разочарованно тянет врач. – А я уж было порадовался за пациентку, что хоть кто-то вспомнил об этой несчастной. Ее ведь никто не навещает. А привезли ее по Скорой в бессознательном состоянии. Единственное, что при ней оказалось – паспорт. Откуда мы и узнали ее имя и фамилию.
- Можно взглянуть на документ? – торопит Жданов.
- Конечно. Только зачем вам это.
- Надо узнать место ее проживания, сведения о муже, детях и прочее.
- Ну да… Ну да… - Врач звонит кому-то и просит принести вещи пациентки.
Жданов буквально выхватывает из коробки паспорт и тщательно его изучает. А я мельком успеваю отметить очень скромную одежду и отсутствие мобильного телефона. С трепетом поднимаю глаза на Марка.
- Ульяна Кудрявцева, - четко констатирует он, а я вспоминаю, как произносила фамилию мамы Юляша. Куяцава.
- Да!- восклицаю, - очень похоже, учитывая погрешности произношения.
Но мою радость осаждает Марк.
- Согласен. Только в документе нет сведений о дочери.
Это как?! Ведь все совпадает. Имя, фамилия, больница…
- А телефона при ней не было? – задает мой вопрос.
Врач, молча наблюдающий за нами, разводит руками.
- Это все. Но вы можете выяснить недостающие сведения, отправившись по адресу.
- Да, конечно, если прописка еще действительная.
В голосе Жданова не слышу оптимизма. Он явно ожидал большего. Я, признаться, тоже.
- А можно навестить больную? – Марк делает последнюю попытку.
- Без проблем. Только вряд ли это что-то даст. Она почти все время спит под воздействием препаратов. Мы как можем облегчаем ее страдания, ведь она испытывает ужасные боли. И в короткие промежутки бодрствования только плачет, но ничего не говорит. Только повторяет изредка чье-то имя.
- Что за имя, - спрашиваем в один голос.
- То ли Маняша, то ли Юляша, не помню точно.
- Это она! – шепчу сквозь слезы.
- Вполне может быть, - вторит Жданов. – Но почему-то в паспорте нет сведений о дочери. Странно. Так мы пойдем?
- Да, вас проводят. Предупреждаю, вряд ли она сможет ответить на ваши вопросы. Но попытайтесь. И да… если что-то узнаете о ее родственниках, поторопите их. Бедняге осталось недолго…
Обратную дорогу тоже молчим. Картина, которую мы увидели, потрясла обоих. На кровати лежала бледная исхудавшая женщина. Казалось, из нее выкачали не только всю кровь, но и плоть. Определить ее возраст было практически невозможно. По паспорту ей было 29 лет. Моя ровесница. Но из-за ужасающей худобы перед нами была пятнадцатилетняя девчонка с лицом сорокалетней женщины, измученным невыносимыми страданиями.
Нам повезло, если можно так выразиться. Под нашими взволнованными взглядами женщина очнулась. Обвела потухшим взглядом палату и остановила его на нас с Марком. Губы ее шевельнулись в бессильной попытке заговорить, но по их движению с трудом все-таки можно было догадаться, что она прошептала одно- единственное слово: «Юююляяяшааа». Или нам так показалось. И вновь погрузилась в беспросветную тьму.
Перед тем, как уехать, Жданов попросил подождать минутку. Сам поспешил в кабинет врача.
Стою одна в фойе этого страшного заведения. Кажется, здесь отовсюду веет холодом, болью и безнадежностью. Перед глазами умирающая женщина. Анализирую свои чувства к ней. Но, даже допуская, что она – та самая соперница, не испытываю ни гнева, ни осуждения, ни тем более торжества. И уж никак не злорадства.
