Измена. Невозможно простить - страница 21



- Пойдем к лагуне? – предложил Герман.

Лишь кивнула, затем с радостью побежала одеваться.

Он взял меня за руку, решительно повел к широкому бассейну тихой ультрамариновой воды. Я сняла обувь и быстрее пошла вперед. Золотой песок обжигал мои ступни, поэтому как можно скорее зашла в прозрачную воду. Я видела на дне камушки и маленьких рыбок.

- Тебе здесь нравится?

- Мне нравится, что я с мужчиной, которого люблю. Счастлива, что жду ребенка от мужчины которого люблю.

Мы остановились в метре друг от друга. Герман заглянул мне в глаза:

- Ты бы смогла простить измену?

- Наверное, это единственное, чего я бы не смогла простить. Простить измену… Ее невозможно простить. Измена – это продукт равнодушия. Как можно любить одну и делить постель с другой? Нет, это не любовь, это предательство, - я отрицательно закачала головой.

- А если обстоятельства? – неуверенно спросил Герман. – Если обстоятельства так сложились?

- Какие могут быть обстоятельства в этом случае? – я слышала как за моей спиной зашумело море. Неожиданно поднялся ветер, который раскачивал пенные, морские волны. - Обстоятельства мы придумываем себе сами. Не могу понять, почему ты об этом спрашиваешь?

- Просто. Просто спрашиваю. Это обычный вопрос, - он сильнее прижал меня к своей груди и целовал мои волосы.

- Мне становится больно от таких вопросов.

- Знаю милая. Знаю… Больше никогда не буду об этом говорить.

***

Шел уже восьмой месяц беременности, месяц назад закончилось лето, снова пошли проливные дожди. Ветер срывал пожелтевшие листья с клена, гонял их по серому асфальту. Я сидела у окна, задумчиво смотрела, как дождевые капли стекали по запотевшему стеклу, и снова хотела вернуть лето. Потому что больше месяца мы провели на острове, а когда вернулись - Герман снова стал пропадать на работе. Начиная с шести вечера я ждала его. Вот так сидела у окна и постоянно ждала. Мы ждали с малышом.

У меня стали отекать ноги, я стала какой-то неповоротливой. Медленно готовила ужин, медленно наглаживала рубашки Герману. Быстро уставала, много спала. Иногда плакала, когда по телевизору показывали очередную серию турецкого сериала. Ругала себя за то, что стала такой сентиментальной и медлительной, но когда в очередной раз ощущала шевеления малыша – у меня словно появлялась второе дыхание и все мои проблемы улетали куда-то в поднебесную.

С каждым днем Герман приходил чернее тучи. Он похудел, осунулся, появились темные круги под глазами. Я часто слышала от него запах табака и алкоголя. Понимала, что-то происходит. Снова проблемы на работе. Он ничего не рассказывал, только говорил, что не нужно лезть в его дела.

Было около десяти вечера, когда он приехал домой. Ужин, как обычно остыл, я выбежала в прихожую, чтобы его встретить.

Он стоял на пороге, опустив голову. Его пиджак промок до нитки, с темных волос стекала дождевая вода.

- Зачем ты стоял под дождем? Ты же так простудишься…

- Плевать! На все плевать,

- Что-то случилось?

- Случилось, - он прошел в гостиную, не снимая мокрого пиджака сел на диван. Обхватил голову и, покачиваясь отчаянно заговорил:

- У меня ничего нет. Совершенно. Этой квартиры, этого дивана на котором сижу - тоже нет. Есть только долги. Огромные долги. Я нищий! Бог мой! Нищий! – восклицал он и подскочил с дивана. - Никогда не думал, что скажу эти слова.

- Милый…, - я подошла ближе и коснулась его плеча. - У тебя есть я и наш малыш.