На ресепшене девочки сегодня странные, но я не обращаю внимание. Хочу потренироваться, раз удалось вернуться раньше. Итак пропустил достаточно. Плевать, что с самолета. На тренировке я успокаиваюсь и ее забуду. Сто процентов. Эту напуганную сумасшедшую, от которой все коротит.
Что в ней такого, не знаю. Простая ведь, без изюминки в виде огромной груди или задницы. Все гармонично, мягко, как надо. И это цепляет. Отвык от такого. Черт. Зависимость — это плохо. Нельзя. Особенно от человека. Мне нужна концентрация, а мысли о ней все портят.
Но больше всего бесит, что теперь каждую ночь мне снится, как я все же задираю свою футболку на ней и ночка у нас не расстоянии друг от друга, а в очень тесном контакте и в разных местах, позах. Горячие сны, короче. Черт. И почему не воспользовался ее состоянием? Мог легко приласкать и взять свое, тогда все было бы проще. Нет же, играл в благородство.
Жалко ее стало. По-человечески. Когда увидел, что ушла от своего мужика, отлегло. Сорвался с места, подрезав такси, и умотал на самолет. Дико опаздывал. Есть у нее голова. Уже хорошо. Вот только у меня все колом стоит от собственной глупости, при одной мысли о ее бархатистой коже.
Иду по коридору и замечаю, как толпа борцов стоит у стены живым щитом, и напрягаюсь. Нечисто все, не просто так сбор.
– Выбирай, сама прогнешься, или мне помочь? Во втором варианте тебе не понравится. Ты у меня ответишь за дерзость, и что посмела мне рабочий инструмент повредить.
Барон. Опять за свое. Кого-то из девчонок зажимает. Неужели так почувствовал запах победы, что решил наплевать на уговор?
– Ай, мне больно, – слышится женский писк, от которого простреливает вдоль позвоночника, потому что я узнаю этот голос.
Каждую ночь она просит еще, не останавливаться и ускориться.
Он что-то ей отвечает, но я не слышу. Не могу поверить, что она его женщина, или что пришла добровольно. Не могу и все. А значит, он получит по полной.
– Рабочий инструмент у тебя в штанах, Барон. И его поврежу тебе я, если не отойдешь от нее по-хорошему. А по-плохому знаешь, что будет.
Говорю так громко, что у парней, за чьими спинами я стою, явно закладывает уши. Они спешно расходятся, открывая мне картину, где бугай прижимает девушку к стене. Слышу ухмылку противника, и он лениво разворачивается, отпуская девчонку.
Малышка спешно поворачивается на мой голос, а в глазах столько отчаяния, что во мне просыпается лютая ненависть и желание крушить за нее. Она смотрит в душу, выворачивая ее наизнанку.
– А она не сотрудник клуба, Шах. Твои правила не про нее. Оставь нас, или ты собрался лезть в мое личное, нарушая негласный кодекс?
Ах, ты ж с… жук майский. Знаешь, чем козырять и где у меня нет власти. Твою, еж колючий.
Смотрю на Веру, пытаясь найти хоть какую-то подсказку, врет Барон или нет, и по испуганным глазам понимаю, что как минимум она не согласна стать его игрушкой. Больше ничего не разобрать. Я не могу бездумно рисковать. Слишком большой груз ответственности. За моей спиной прячутся и другие от его нападок.
Но и ее оставить не могу. Маленькую, напуганную, и такую искреннюю.
– Личное? Девушка явно идет не из нашей раздевалки, так что все твое личное остается только в штанах. Почему-то мне кажется, если я спрошу, она скажет то, что тебя подставит. Не падай в моих глаза еще ниже.
– А то что? – подходит своей коронной ленивой походкой и смотрит прямо в глаза.
