Измена. Прости мои ошибки - страница 28

Сильнее сжимаю руку Саши и притягиваю ее к себе. Мне нужна моя малышка, мне нужно срочно обнять ее и вдохнуть малиновый запах ее шеи. Это действует на меня как антидепрессант.

– Спасибо, – хриплый мужской голос заставляет меня вновь поднять взгляд. – Спасибо, что не оставила Нину.

Артем с Ниной покидают квартиру и после того как я закрываю за ними дверь, то буквально бессильно падаю на рядом стоящий пуфик. Из меня будто выкачали всю кровь. Поверить не могу, что это происходит со мной. Этого просто не может быть. Я скоро так свихнусь.

Внезапно вновь раздается стук в дверь, и я быстро вскакиваю на ноги. Снова он, они что-то забыли? Распахиваю дверь так резко, что едва не бью по носу человека, стоящего в подъезде.

Я ожидала увидеть коньячные глаза, но вместо этого вижу зеленый оттенок глаз. Владик вновь оказывается не тем. Он молчит и даже ни капли не удивлен моей резкости. Его руки плотно сжаты в кулак, на шее бешено пульсирует яремная вена, а во взгляде блестит звериный гнев.

– Я встретил его возле подъезда. Какого черта он тут забыл?

– Долгая история, – я раздосадовано вздыхаю и отмахиваюсь. Начинаю идти вперед и вхожу в темную гостиную. Владик быстро скидывает обувь, снимает куртку и начинает быстро идти ко мне. Я обнимаю за плечи и смотрю через окно, как Артем сквозь сильный ливень сажает свою дочку в машину.

– Я спросил, что он здесь делал?! – Владик стоит позади меня. Злой. Взбешенный. Страшный. Саша отвлекается от своих кукол барби и смотрит на нас.

– Доченька, иди в свою комнату и включи погромче мультики, – совсем другим голосом, более мягким, говорит мужчина и прослеживает, чтобы Саша вышла из гостиной.

– Я тебя спросил! Ты снова с ним спишь?

– Господи, что ты несешь? Наши дети ходят в одну группу, и воспитательница попросила забрать на время его дочь. Вот он и пришел забрать ее.

– А ты и рада, да? Счастлива его снова видеть! – оглушительно рявкает Владик, отчего я невольно застываю на месте, сражаясь с учащенным сердцебиением. – Слишком много совпадений, не думаешь?

– Нет, не думаю. Закроем эту тему, не вижу смысла ее дальше обсуждать.

Я собираюсь уйти, но сильная мужская рука вонзается в мой локоть и больно тянет назад. Я не успеваю ничего понять, как оказываюсь прижата между мощным телом бывшего мужа и узким подоконником.

– Нет, дорогая, не закроем, – зло выплевывает прямо в лицо Владик. – Я не потреплю его рядом со своей дочерью.

– Ты забываешься, Владик. Она и моя дочь тоже. Мы не женаты с тобой и не живем вместе, так что я сама буду решать, сколько и с кем ей общаться. К тому же, он просто забрал своего ребенка. У нас разные жизни. Между нами все в прошлом, как ты не понимаешь!

– Вы вздумали меня обмануть? Обвести вокруг пальца, как полного идиота? Я не отдам ему свою дочь, не отдам! – внезапно мужчина сжимает грубой ладонью мою челюсть, стискивая скулы, отчего кожу начинает болезненно тянуть, а вдоль позвоночника пробегают мурашки.

– Отпусти меня! Мне больно! – я дергаюсь, но он вновь возвращает меня на место. Как бы я не старалась храбриться, перед ним я ощущаю себя невыносимо слабой и беззащитной. – Свою дочь? Свою? Хочу тебе напомнить, кто настоящий отец Саши!

Лицо Владика становится пурпурным, и я отчетливо ощущаю, как время замедляется, сигнализируя о концентрирующей опасности.

Мне больно об этом говорить, больно каждый раз вспоминать тот самый момент, когда я впервые стала замечать черты Артема в своей малышке. Это случилось, когда Саше было примерно семь месяцев. Она стала хмурить бровки точно так же, как это делал он. Это удивительно, но с возрастом у нее стали появляться его привычки. И когда я поняла, что на самом деле Артем – отец моего ребенка, что результаты УЗИ были ошибочными и, что я собственноручно лишила себя шанса на счастье – я впала в депрессию. Я боролась с затяжной депрессией, неподъемным чувством вины и пыталась стать лучшей матерью для дочери. Ни одна живая душа понятия не имела, как мне было одиноко и страшно. О случившемся я долгое время не могла никому рассказать. Отчаяние тех лет отзывается мучительным спазмом в груди. Теперь вся моя жизнь – отчаянная борьба с чувством вины, но именно она и сделала меня сильнее.