Тяжело переведя дыхание, зажав губу зубами, я протянула дрожащий палец к табло. Шесть-восемь-один-пять-семь-ноль.
Сейф лязгнул замком, и дверца щёлкнула, приоткрывшись.
На верхней полке лежал матовый чёрный пистолет. Я занесла над ним руку, но остановилась в миллиметре от оружия. Помотала головой. Нет, мне это не нужно.
На нижней полке лежало несколько пачек с деньгами. Я надеялась, что там будет и кофр с моими бриллиантами, но, конечно, педантичный Сергей отнёс украшения в банковскую ячейку сразу же после праздника.
Взяла в руки пачку. Она была гораздо тяжелее, чем я представляла. Пятитысячные купюры, стянутые крест-накрест белой лентой с печатью, были новёхонькими, словно только что из печатного станка.
Аккуратно отогнув уголок, я посчитала, сколько там купюр. Сто штук.
Сразу после рождения сына Сергей изменился в своем отношении к деньгам. Всегда щедрый, внимательный, он резко ограничил меня в финансах и стал требовать отчёт по каждой покупке. Все операции по моей карте он контролировал в своем банковском приложении, категорически запретив снимать деньги наличными.
– Ты транжира, милая моя, – говорил он и я думала, что, пожалуй, действительно не умею обращаться с деньгами. – Тебе дай хоть миллион, ты спустишь его на всякие дурости.
Раньше папа перечислял на мою карточку небольшую сумму дополнительно к стипендии. Я не шиковала, но всегда могла пойти в кино, пообедать с подружками в кафе или купить себе симпатичное платье на распродаже.
Сергей после смерти родителей тоже открыл для меня депозит, стал перечислять туда определённую сумму. «На булавки», пошутил он, когда я поначалу стеснялась принимать от него деньги. На счетах родителей, как он мне объяснил, не было ничего, а я была слишком юна и мало разбиралась в финансовых вопросах.
Деньги от сдачи в аренду родительской квартиры, доход от банка, если он и был, Сергей отправлял на какие-то другие счета. Несколько раз я интересовалась, можно ли мне брать оттуда небольшие суммы. Муж долго и муторно мне что-то объяснял, но я ничего так и не поняла. Ясно было одно – нельзя.
На работу – хоть репетитором, хоть педагогом в кружок тоже было нельзя: партнёры не поймут. У меня даже не было трудовой книжки.
Нет, он по-прежнему всё мне покупал, водил в дорогие магазины, рестораны, сам выбирал для меня вещи, которые ему нравились, не доверяя моему «плебейскому» вкусу. Машину подарил сначала одну, потом продал и приобрёл другую – новую и повыше классом. Но выделенная сумма для моих собственных трат уменьшалась раз от раза. В личное распоряжение я получала лишь какие-то крохи, только чтобы купить себе женские интимные принадлежности, да перехватить чашку кофе, если после детсада везла Сашу на другие занятия.
Я была уверена, что так и нужно. Не помню, как это было у родителей, а спросить ещё у кого-то даже не приходило в голову. Да и стыдно! Я ведь не нуждаюсь ни в чем! Хорошо одета, в ушах и на пальцах золото, холодильник всегда полный, мне не нужно было разбираться в счетах за коммунальные услуги или волноваться об оплате за детсад. Я была обеспеченной женщиной.
У которой иногда не было денег на маникюр.
Пачка в руках приятно оттягивала ладонь своей тяжестью. В сейфе было ещё семь, и я было взяла ещё одну, но тут же вернула. Наверное, пятисот тысяч должно хватить. Я не исчезну надолго, мне только нужно найти хорошего адвоката, да жильё где-то не очень далеко от Москвы, чтобы безопасники мужа не могли найти нас сразу. А они будут нас искать, я в этом уверена.
