Меня просто выворачивало наизнанку от таких объяснений.
Вечер завершился печально.
Кирилл смёл со стола оставленный из ресторана примирительный ужин и, ни слова больше никому не сказав, заперся в дальней комнате, служившей ему кабинетом.
Я покормила Егора, с замиранием сердца следя, как он ужинал. Не делился впечатлениями от мультфильма, который посмотрел с бабушкой в кинотеатре. Не предлагал вечером пособирать пазл. Только бросал на меня тревожные взгляды, будто в душу мог мне заглянуть и прочитать в ней все мои крамольные мысли о вероятном побеге.
Отправив его на боковую, я осталась на кухне одна и, давясь слезами, перемывала посуду.
В голове ещё звучал короткий разговор со свекровью, перед тем как она собралась и, поговорив о чём-то с уединившимся сыном, заглянула на кухню ко мне.
— Оля, ну что же ты сразу мне не сказала?
Я шмыгнула носом:
— Елена Сергеевна, да тут не о чем говорить…
Чем ей поможет эта неприятная информация? Да и она, узнав такое о своём сыне, чем сможет помочь?
— Я ведь чуяла, что у вас что-то стряслось, — она стояла на пороге кухни, будто не решаясь входить. — Всё очень серьёзно, верно я понимаю?
Я судорожно вдохнула и попыталась честно ответить не только ей, но и себе.
— Серьёзнее не бывает.
Морщинки на её благообразном лице, кажется, обозначились куда сильнее, стоило мне это сказать.
Елена Сергеевна кивнула, устремив глаза в пол.
— Знаешь, Оля, мы об этом с тобой никогда не говорили… Но с Маринкой они разбежались не просто потому что характерами не сошлись. Они и в браке-то часто ссорились. А потом она гулять начала. Всё кричала, что он после рождения сына внимания ей не уделяет. Представляешь? К сыну приревновала. Вот тебе и мать.
Кирилл никогда со мной об этом не говорил. А я не настаивала на разговоре, в душу к нему лезть не хотела. Надеялась, рано или поздно расскажет сам. Не случилось.
— Ужас какой, — выдохнула я. — Она поэтому его на отца и бросила?..
Елена Сергеевна пожала плечами:
— Ну, она никому своего чудовищного поступка не объясняла. Просто испарилась, и всё. Ни ответа, ни привета вот уже несколько лет. Но только…
Она не сразу решилась продолжить. Видно было, что сама с собой боролась, гадая, стоит ли посвящать меня во всю правду.
— …только, Оленька, не одна она виновата. Невиновный тут только Егор.
Я молчала, со спокойствием обречённого ожидая, когда на меня обрушится новая правда.
— Она-то гуляла, но и он… он — не лучше.
В груди нестерпимо закололо, но я умудрилась бессловесно кивнуть.
— Поэтому, девочка моя, ты должна понимать… Такое если случается, то никогда гарантии нет…
— …что это не повторится, — прошептала я и снова кивнула.
Свекровь прервала наше короткое скорбное молчание:
— Поэтому если решишься… если всё очень серьёзно, я осуждать тебя не смогу. Моё сердце только за Егора болит. Он очень сильно к тебе привязался.
Всю оставшуюся ночь для рассвета я проревела.
Я не видела однозначного выхода. Что ни реши — везде придётся приносить жертву.
Жертву, которая виделась мне непомерной.
Утро в чужом фешенебельном офисе было одним из самых тяжёлых во всей моей жизни. Мысли путались от недосыпа. И в этих путанных мыслях я металась из стороны в сторону, не зная, что предпринять.
До тех пор, пока на моём столе не зазвонил телефон.
— Ольга Валерьевна, — проговорил уже знакомый хрипловатый баритон, к которому я пока не выработала иммунитет. — Зайдите. Мне нужно с вами поговорить.
