Как насмешка свыше какая-то: хотели сына -- получите, распишитесь, и не важно, что не вовремя.
Без понятия, что делать теперь.
Да и выходить отсюда рано или поздно всё равно придётся. Сколько я здесь прятаться буду?
Главное, при нём не разрыдаться.
Не хочу, чтобы он слёзы мои видел. Не хочу ему показывать свою слабость. Не хочу, чтобы он понял, как мне страшно сейчас и ... горько. И как непросто.
За двадцать лет брака, всякое в нашей жизни бывало. Ругались мы с ним немало, в первые годы. Друзей много у него было всегда, в загулы он уходил нередко. Я ждала его до утра, плакала, потом истерики закатывала. Пока притёрлись, да заматерела я -- годы прошли. Но так, чтобы в открытую мне изменять, не было такого никогда. А в последнее время, так вообще всё идеально у нас было, как я думала...
Или я просто не замечала ничего?
Стон из груди вырывается. Зажимаю рот руками. Дышать начинаю глубоко, чтобы успокоиться.
Не ожидала я от него, что он вот так, будет меня попрекать, что я не работала все эти годы...
Как будто я вообще ничего не делала, только деньги его тратила.
Никогда никакой работы не боялась. В студенческие годы с маленьким ребёнком мероприятия проводила. За кулисами, считай, ребёнок вырос. Бабушек под боком не было, если подруги посидеть не могли, то с собой её всегда брала.
А потом: то в школу её, то по кружкам. Когда подросла: концерты, конкурсы начались. Мы в тот период шутили постоянно, что работаю водителем и костюмером у дочери своей, без выходных, отпусков и перерывов на обед. В Гнесинку ведь на эстрадно-джазовое отделение, просто так не поступают. Туда даже за деньги, без подготовки не берут. А её у нас сразу взяли.
Какая работа с таким графиком? Да и денег нам хватало, он ведь сразу почти начал неплохо зарабатывать.
И всё равно, нельзя сказать, что я совсем уж не делала ничего. Новогодние праздники до сих пор меня приглашают проводить, а там деньги не маленькие в сезон можно заработать.
Чёрт! Часы ведь так на столе и остались лежать.
Подскочила с пола, заметалась...
Ухо к двери приложила -- тихо. На кухне, наверное, сидит.
Ладно, что уж теперь, -- хмыкаю.
Сползаю опять по стенке на пол, телефон в руке завибрировал, -- Юлька. Скидываю звонок, в ванную иду.
Благо, ванная у нас своя. Выходить никуда не надо.
Закрываюсь, на всякий случай.
Перезваниваю.
-- Ну как дела? -- начинает подруга, а мне так и хочется ей ответить: «да пока не родила».
Слёзы вытираю и выдаю на одном дыхании:
-- Сказал, что сильно ошибся, развода не даст, а если буду настаивать, то ни шиша не получу. Уйду от него, в чём мать родила, всё его, -- и громко высмаркиваюсь. Салфетку смываю.
-- Ты в туалете что ли?
-- Ага, закрылась.
-- Ну, может надо было под дурочку закосить? Сначала подготовиться, если уж решила разводиться, а потом объявлять, а не так в лоб? -- выдаёт неожиданное подруга.
-- Это как? А как спать с ним после всего этого? -- опешила я.
-- Ну подумаешь, два коротких толчка на сухую, один длинный и стон удовольствия, как будто ногу дверью прищемил, и всё-о..., -- тянет она, -- на бочок, с чувством выполненного супружеского долга. Можно и перетерпеть...
-- Ну Кох не такой вобще-то...там не два..., -- начинаю я и затыкаюсь. Никогда ни с кем не откровенничала о таких вещах, даже с лучшей подругой.
-- А он там не избавился ещё от знаменитой праздничной гирлянды? -- вдруг спрашивает меня она.
