Оттолкнувшись от косяка, прохожу в гостиную, а потом в комнату, но Тимофея не нахожу.
— Где Демидов? — строго спрашиваю соседку, вернувшись в кухню.
— Отлучился. А что?
Да ничего. Вечер уже. Я отлично знаю привычки Тима. Если у него в офисе нет корпоратива или иных гуляний, которые муж гордо называет деловыми встречами, то сейчас он должен лежать на диване — вот лучший отдых для Демидова.
Звоню Тимофею. Он отвечает на удивление быстро.
— Да! — кроме его голоса в динамике слышны другие голоса и фирменная музыка бара, в который муж обычно уезжал, когда между нами возникали ссоры.
— Я пошла тебе навстречу, Тимофей, сегодня буду собирать вещи, чтобы освободить для вас с любовницей квартиру. Но я хочу сделать это одна. Почему ты впустил Кристину? Не терпится с ней сожительствовать или что?
Тим тяжело выдыхает.
— Кать, я не хотел ее впускать. Крис как с цепи сорвалась. Кричала, плакала — так ей необходимо было посмотреть комнаты. Я даже не понял, к чему ее истерика — такого раньше не было. Мне так сейчас тяжело, Кать. Ты себе не представляешь…
От шока таращусь невидящим взглядом в стенку. У любовников опять был скандал, а Тим, как обычно, сбежал? Ему плохо. И что я должна? Пожалеть его?
— Пусть она уйдет…
— Пусть. Я не против, Кать… — бормочет. — Кать, я запутался. Крис с беременностью как подменили. Она такая капризная, аж бесит…
Убираю телефон от лица. Не могу больше это слушать. Но разговор стоил моих убитых нервных клеток — муж сказал, что не против, чтобы эта профура ушла.
— Проваливай! — приказываю соседке, снова зайдя в кухню.
— Эй, полегче! — дерзит она и выпячивает пока еще плоский живот. — Я вообще-то беременна, выбирай слова!
— Пошла вон отсюда! — подхожу ближе.
— Мне Тимоша разрешил тут быть, — спорит она и специально впивается руками в стул, лишь бы не двинуться с места.
— Я только что с ним разговаривала. Ты сама напросилась. Знаешь, дорогуша, перед Тимофеем будешь свой характер показывать, а я терпеть не стану. Пошла вон!
— Это почти моя квартира!
— Вот именно — почти. А пока здесь я — выметайся! Немедленно!
— Нет!
Меня уже трясет от наглой ухмылки соседки, я хватаю ее за предплечье и дергаю.
— Уйдешь, никуда не денешься. Сама не захочешь — я вышвырну! — дергаю снова.
Соседка не удерживается на стуле и все же встает. Против воли тащу ее в прихожую.
— Ты дура, что ли?! — визжит она. — Если с моим ребеночком что-то случится, Тимоша тебя убьет!
Я кое-как сдвигаю щеколду и пинком распахиваю дверь.
— Ребенку уже можно посочувствовать, что у него такие родители! — выталкиваю нахалку и захлопываю дверь.
Однако соседка не уходит, а стучит в дверь.
— Отдай мои тапки!
У меня перед глазами все словно в тумане. Но я, оглянувшись, замечаю на полу плюшевые домашние тапки. Они снаружи беленького цвета, а внутри стоптаны и с грязными коричневыми следами пяток.
Брезгливо поднимаю обувь. Открыв дверь, кидаю ими в Кристину.
— Еще раз постучишь — мало не покажется. Поняла?
— Я в положении, так что не смей распускать руки!
— А у меня нет никаких моральных принципов! Так что это предупреждение было последним. Я тебе глаза выцарапаю профурсетка вонючая! — специально запугиваю.
Я закрываю дверь.
Соседка больше не рискует стучаться, наверное, в ее черепной коробке все же нашелся мозг, пусть он и размером с абрикосовую косточку.
Когда остаюсь одна, вспоминаю слова Суворова насчет животных. Хотя этих двоих даже животными назвать язык не повернется. У животных и то благородства побольше.
