Наша история началась ранним ноябрьским утром 1970 года, когда шпиль ступы[14] в Бодх-Гае растаял в эфирной дымке, поднимающейся из реки Ниранджана. Рядом со ступой рос потомок того самого дерева Бодхи, под которым, согласно легенде, в процессе медитации Будда достиг просветления.
Сквозь дымку в то утро Дэн мельком увидел пожилого тибетского монаха, неторопливо идущего после совершенного на рассвете обхода святого места. Коротко подстриженный и в очках, стекла которых по толщине не уступали донышку бутылок «Кока-Колы», он касался четок, мягко бормоча мантру, в которой восхвалял Будду как мудреца или – на санскрите – «муни»: «Муни, муни, махамуни, махамуньи соха!»
Через несколько дней друзья познакомили Дэна с этим монахом. Его звали Кхуну Лама. Он жил в скромной холодной келье, бетонные стены которой излучали прохладу поздней осени. Деревянная лежанка служила одновременно кроватью и диваном, рядом стояла небольшая подставка для текстов. Как и подобает жилью монаха, в комнате не было личных вещей.
С раннего утра и до самой ночи Кхуну Лама сидел на лежанке с открытым текстом перед ним. Каждый раз, когда в комнату заходил посетитель – а в тибетском мире это может произойти в любое время, – он неизменно приветствовал его дружелюбным взглядом и теплыми словами.
Качества Кхуну – любящее внимание к каждому, кто пришел увидеться с ним, легкость бытия и обаяние – поразили Дэна. Они разительно отличались и были гораздо позитивнее личных качеств, которые он изучал на курсе клинической психологии в Гарварде. Тот курс концентрировался на негативном: невротических паттернах, невыносимых тягостных чувствах и откровенной психопатологии.
Кхуну же спокойно излучал лучшую сторону человеческой природы. Например, о его смиренности ходили легенды. Так, говорили, что аббат монастыря в знак признания духовного статуса Кхуну предложил ему занять комнаты на верхнем этаже монастыря и монаха в качестве помощника. Кхуну отказался, выбрав простоту своей маленькой, голой монашеской обители.
