Измени нас - страница 16



Окидывает меня оценивающим взглядом и произносит:

— Сhe triste…

— Что не так? — хмурюсь я, так как его взгляд радости не отражает. — Лучше не балетки, а каблук, да?

— Надя, это платье тебе совсем не идёт, — заявляет он таким тоном, каким обычно доктора сообщают печальные новости.

Поджимаю недовольно губы, вздёргиваю подбородок и защищаюсь:

— Это чистый кашемир. И бренд известный. И…

— Да будь оно хоть из бриллиантов! — усмехается он. — Платье не сидит на тебе. И цвет не твой.

Провожу дрогнувшими ладошками по мягкому очень приятному материалу красивого оттенка мокрого асфальта и тихо говорю:

— Оно мне нравится.

Парень пожимает плечами и отвечает:

— Я и не прошу его выбрасывать. Оставь для уборки по дому, например. Или надевай, когда мусор будешь выносить.

— Нахал! — рявкаю я и на глаза набегают слёзы. Так, мне явно нужна игрушка‑антистресс. Надо бы купить такую, а то с этим наглым товарищем явно буду много психовать.

— А чего сразу ругаться и в слёзы? — интересуется он мягким и без насмешки тоном. — Надя, у нас дело. Оставь слёзы, они тебе не помогут. По крайней мере, сейчас. Применишь их в другой ситуации.

Он поднимается и кладёт руку мне на плечо. Чуть сжимает и потом поднимает моё лицо за подбородок, смотрит внимательно и произносит:

— Покажи мне свой гардероб. Найдём тебе классный образ из твоих шмоток. Хорошо?

Тяжело вздыхаю и киваю.

— Ладно, идём. Посмотришь на мою одежду. Только думаю, ты всё забракуешь.

— Детка, не может быть всё так плохо, — смеётся он.

* * *

— Всё хреново, — изрекает Майкл, осматривая мой гардероб.

Мне становится обидно.

— Это хорошие вещи. Дорогие, качественные. Все материалы натуральные. Шёлк, хлопок, лён, шерсть, кашемир и…

— И тэ дэ, и тэ пэ, — обрывает он меня. — Это одежда для тётеньки, которая попрощалась с молодостью и решила посвятить себя духовной жизни. Да и то, сейчас женщины за пятьдесят выглядят так, что юнцы на них стойку делают. А ты не похожа на монашку. Или у тебя ранний климакс?

— Что? — вспыхиваю стыдом, обидой и вообще мне ужасно некомфортно, что парень, практически незнакомец шарится среди моей одежды и комментирует её, будто это полный шлак. — Не смей оскорблять меня. У меня нет никакого климакса.

— Надя, я не оскорбляю тебя, но ты для Горячева не станешь crush, если продолжишь одеваться как неудачница.

Он снимает с «плечиков» одно из моих платьев, демонстративно берёт его двумя пальцами и трясёт им передо мной, мол, что это такое?

А платье из натурального льна, оно длиной до пят – очень удобное летом, и мне всё равно, что цвет у него серо-бежевый.

Обнимаю себя за плечи и поджимаю губы.

— Я не неудачница, — шепчу на его слова. — И платье это хорошее…

— Угу. Хорошее для чего? Отбить всё желание у мужчины? Ну да, для этих целей оно великолепно, — говорит он на полном серьёзе.

Я взмахиваю руками и рявкаю:

— И что? Что ты тогда предлагаешь? Пойти мне завтра в универ в одном нижнем белье?

Глаза у Майкла сверкают смехом. Он ослепительно улыбается, бросает моё льняное платье себе за спину, будто это использованная тряпка и говорит:

— Поверь, вся мужская половина универа оценит твой выход в нижнем белье. Кстати, детка, давай его тоже оценим, а то может…

— Не может! — заявляю категорично и чуть спокойнее прошу: — И не называй меня, деткой, пожалуйста. Мне не нравится.

Собираю разбросанные Майклом мои вещи и аккуратно раскладываю их по полкам, развешиваю на «плечиках».