— Я ненавижу этот день, — сердце пробивает грудь тяжелыми ударами. Сегодня я позволяю себе говорить много дерзостей, но дрожащие пальцы выдают мой страх.
— Зря. Восемнадцатилетняя наивная девушка с горящими глазами. В тебе было столько жизни, — произнося монотонно слова, мужчина перебирает пальцами мои волосы. — Ты мечтала работать на моем канале, писать статьи. Я влюбился в энергию, которая мощным потоком сшибала все на своем пути.
Ледяная рука забирается под майку и, поглаживая живот, поднимается выше к груди. Мое дыхание учащается, но не от возбуждения. Страшно пошевелиться, чтобы не спровоцировать Раевского на дальнейшие действия. Тимур крутит между пальцами сосок, при этом громко сопит мне в шею. Ледяные мурашки бегут по спине. Я ненавижу свое тело за то, что оно привлекает это чудовище.
— Ну и наконец, Агата. Даже своей карьерой ты обязана мне, — резко срывает с меня майку и дергает пуговицу на джинсах. — Ты бездарный журналист и, если бы не моя протекция, никогда бы не пробилась.
— А вот этого не позволю, — вскакиваю на ноги. Услышанная несправедливость придает смелости. — Ты растоптал меня как женщину, как личность. Но как журналиста не смей меня трогать! У меня много наград и премий. Меня смотрят и читают по всей стране. Ты устроил меня секретарем на маленький развлекательный канал. Вот и вся твоя милость. Это я своим трудом пробивала себе дорогу, ночами не спала, жизнью рисковала. Из года в год я поднималась все выше. Это только моя заслуга!
Щеки начинают гореть огнем, сердце готово выпрыгнуть из груди, но моя ярость лишь забавляет Раевского.
— Смешная девчонка.
— Я хочу свободу, — уворачиваюсь от настойчивых поцелуев, намертво сжимаю губы.
— Ты обретешь свободу, только когда надоешь мне, — его взгляд становится похотливым, я уже знаю, что последует дальше.
— Ты сегодня много говоришь. Опустись на колени и используй свой ротик по назначению, — Тимур давит на плечо, вынуждая подчиниться. И я безропотно исполняю его желание и беру в рот твердый член. Каждое мое движение механически отточено.
— Тише, детка, ты забыла, как я люблю?
К сожалению, я этого уже никогда не забуду, он намертво вбил в мою голову все, что любит. Замедляю темп, он громко, со стоном, выдыхает.
— Умница. Твои скандалы мне даже нравятся. Они добавляют перчинку в наши отношения, — Тимур, намотав мои волосы на кулак, руководит процессом, вынуждает брать член глубже. Из глаз катятся слезы, ничего похожего на возбуждение я не чувствую, лишь отвращение к мужчине и к себе. Мне противен его вкус и запах, но я научилась отключаться от реальности в такие мгновения.
— Ложись, — приказывает Тимур и раздевается. Бросает брюки на тумбочку. Тяжелая пряжка ремня задевает коробку конфет, и они летят на пол.
18. Глава 18
Мой взгляд прикован к конфетам. Лешкин подарок разлетается по полу. Почему-то до слез становится горько. Дергаюсь, чтобы собрать их, но Раевский не пускает.
Всей своей тяжестью он вдавливает меня в диван. И я должна изображать хотя бы жалкое подобие удовольствия.
Смочив пальцы слюной, Тимур проводит рукой по клитору и резко, без лишних ласк, входит. Сжав зубы, стараюсь не застонать от боли. Он уже перестал ругаться, что я постоянно сухая, списав все на мою фригидность. Ему легче во всем обвинить меня, чем понять очевидные вещи. От его ласк и поцелуев не кончать, а выть хочется.
— Безумно соскучился по тебе, — сначала облизывает сосок, затем с жадностью вгрызается в нежную плоть. Я должна хорошо отыгрывать, поэтому впиваюсь ногтями в спину Тимура и закатываю глаза.
