Поручик Тимошин, с первого взгляда ясно, был вполне доволен жизнью. И, конечно, изрядно пьян, но догадаться об этом можно было лишь по запаху, стоя вплотную. Люди обладают самыми разнообразными талантами. Талант Тимошина заключался в том, что ему, чтобы шататься и молвить заплетающимся языком, требовалось, пожалуй что, не менее ведра, а до такой кондиции поручик никогда не доходил. И этот его талант не столь бесполезен, как может показаться, – наоборот, порой приносит нешуточную выгоду при общении с вышестоящими командирами, полагающими поручика трезвехоньким. Главное, чтобы начальство ничего компрометирующего не унюхало. Если этого не происходит, Тимошин вне подозрений: стоит строго вертикально, речь связная и толковая. А ведь не один младший офицер имел неприятности, будучи застигнут пьяным в неподходящее время…
Оперевшись спиной о высокие перила, Тимошин сунул в рот папиросу, чиркнул спичкой. Все его движения были прямо-таки отточенными, совершенно трезвыми. Многие в полку его таланту завидовали, особенно штабс-капитан Блинов, коего уж угораздило, так угораздило, когда он, перебравши, проводил занятия со своей ротой и был застигнут командиром полка, которого в тот день на занятиях никак не ожидали…
– Любопытно мне знать, Жорж, – сказал Ахиллес с неподдельным интересом, – каково количество нынче принятого? Ведь не спросишь – ни за что сам не догадаешься…
– Пустяки, Ахилл, – махнул рукой Тимошин. – Две бутылочки хлебного вина[4], всего-то. И есть намерение на достигнутом не останавливаться, тем более что обстоятельства благоприятствуют… А ты, я вижу, трезвехонек?
– Ну, мы, в конце концов, пехота армейская, а не уланы, – сказал Ахиллес. – Это у них полагается с утра начинать, а кто у нас с утра не пьян, тот, извините, не улан…
– И книжка под мышкой, ага… Удручаешь ты меня, Ахилл, пока что не пораженный в пятку. Разрушаешь образ бравого русского офицера – пьешь мало, с книжками ходишь. Деды наши тебя бы не поняли решительно. А впрочем… Ты знаешь, оно даже и на пользу. Был я давеча в городском собрании, и сидел там в своей всегдашней компании интеллигент этот, инженер Глумов… ведь подобрал Боженька фамилию по его поганой сути! И разглагольствовал среди своих, как всегда: мол, офицеры наши – бестолочь неотесанная, книгу в руки не возьмут… Ну вот что тут сделаешь? На дуэль вызвать – так ведь не примет вызова, хотя и дворянин, в отличие от меня, сиволапого. Примется ныть: он, изволите видеть, против столь варварских пережитков Средневековья. Попросту брякнуть в личность – так ведь к мировому судье потащит. Да и хил, ледащ больно, как следует ему не брякнешь, а легонечко как-то и смысла нет. Подумал я, подошел к нему и говорю: простите великодушно, господин Глумов, а знаком ли вам подпоручик Сабуров? Заочно, отвечает, наслышан. Вот то-то, я ему говорю. Подпоручик сей из книжных лавок не вылезает, да еще почтою книги выписывает. Не опровергает ли это теории ваши? Можно подумать, у вас, господ инженеров, комнаты Шекспирами и Львами Толстыми завалены. Он и примолк – крыть нечем… А я развиваю успешно начатое наступление. Много ли, спрашиваю, в вашем ведомстве инженеров, чтобы книги по почте выписывали? Сидит он как оплеванный, знатно я его поддел… Ну ладно. Ну их, книги эти. Я видел, ты с очаровательной Вандой ворковал, вот и торчал в сторонке, чтобы не мешать…
