Изобретение Вальса (сборник) - страница 20

на кладбище твой Гонвил смотрит молча

на плоский камень с именем твоим.

Ты там, под ним, в земле живой и сочной;

уста гниют, и лопаются мышцы,

и в трещинах, в глубокой черной слизи

шуршат, кишат белесые личинки…

Не все ль равно? Твое воображенье,

поддержанное памятью, привычкой,

еще творит. Цени же этот миг,

благодари стремительность разбега…

Эдмонд

Да, мне легко… Покойно мне. Теперь

хоть что-нибудь я знаю точно, – знаю,

что нет меня. Скажи, мое виденье,

а если я из комнаты твоей –

стой! сам скажу: куранты мне напели:

все будет то же, встречу я людей,

запомнившихся мне. Увижу те же

кирпичные домишки, переулки,

на площади – субботние лотки

и циферблат на ратуше. Узнаю

лепные, величавые ворота;

в просвете – двор широкий, разделенный

квадратами газона; посередке

фонтан журчащий в каменной оправе

и на стенах пергаментных кругом

узорный плющ; а дальше – снова арка,

и в небе стрелы серого собора,

и крокусы вдоль ильмовых аллей,

и выпуклые мостики над узкой

земною речонкой, – все узнаю, –

а на местах, мной виденных не часто

иль вовсе не замеченных, – туманы,

пробелы будут, как на старых картах,

где там и сям стоит пометка: Terra

incognita. Скажи мне, а умерших

могу я видеть?

Гонвил

Нет. Ты только можешь

соображать, сопоставлять явленья

обычные, понятные, земные, –

ведь призраков ты не встречал при жизни…

Скажи, кого ты вызвать бы хотел?

Эдмонд

Не знаю…

Гонвил

Нет, подумай…

Эдмонд

Гонвил, Гонвил,

я что-то вспоминаю… что-то было

мучительное, смутное… Постой же,

начну я осторожно, потихоньку, –

я дома был, – друзья ко мне явились,

к дубовому струился потолку

из трубок дым, вращающийся плавно.

Все мелочи мне помнятся: вино

испанское тепло и мутно рдело.

Постой… Один описывал со вкусом,

как давеча он ловко ударял

ладонью мяч об каменные стенки;

другой втыкал сухие замечанья

о книгах, им прочитанных, о цифрах

заученных – но желчно замолчал,

когда вошел мой третий гость – красавец

хромой, – ведя ручного медвежонка

московского, – и цепью зверь ни разу

не громыхнул, пока его хозяин,

на стол поставив локти и к прозрачным

вискам прижав манжеты кружевные,

выплакивал стихи о кипарисах.

Постой… Что было после? Да, вбежал

еще один – толстяк в веснушках рыжих –

и сообщил мне на ухо с ужимкой

таинственной… Да, вспомнил все! Я несся,

как тень, как сон, по переулкам лунным

сюда, к тебе… Исчезла… как же так?..

…она всегда ходила в темном. Стелла…

…мерцающее имя в темном вихре,

души моей бессонница…

Гонвил

Друг друга

любили вы?..

Эдмонд

Не знаю, было ль это

любовью или бурей шумных крыльев…

Я звездное безумие свое,

как страшного пронзительного бога

от иноверцев, от тебя – скрывал.

Когда порой в тиши амфитеатра

ты взмахивал крылатым рукавом,

чертя скелет на грифеле скрипучем,

и я глядел на голову твою,

тяжелую, огромную, как ноша

Атланта, – странно было думать мне,

что ты мою бушующую тайну

не можешь знать… Я умер – и с собою

унес ее. Ты так и не узнал…

Гонвил

Как началось?..

Эдмонд

Не знаю. Каждый вечер

я приходил к тебе. Курил, и слушал,

и ждал, томясь, – и Стелла проплывала

по комнате и снова возвращалась

к себе наверх по лестнице витой,

а изредка садилась в угол с книгой,

и призрачная пристальность была

в ее молчанье. Ты же, у камина

проникновенно пальцами хрустя,

доказывал мне что-нибудь, – Systema

Naturae сухо осуждал… Я слушал.

Она в углу читала, и, когда

страницу поворачивала, в сердце

Назад Вперед

Изобретение Вальса (сборник) - страница 20

Похожие книги