Израиль: сегодня и думы - страница 14

Например, закоренелый вор, отсидевший положенное по закону за очередную кражу и очевидно собирающийся после освобождения продолжить занятие своим «ремеслом» (подняв в тюрьме свою «профессиональную» квалификацию), не может быть остановлен, пока не будет пойман на очередном преступном случае. Или муж, угрожающий убить свою жену, даже если для окружающих очевидна серьезность и осуществимость его угроз, практически не может быть остановлен (ну запретят ему пару недель появляться дома) и только после убийства будет осужден, что весьма мало поможет его убитой им жене. Или если в драке был кто-то убит, но нападавших было двое или больше, то без доказательства, кто именно нанес смертельный удар, будет ситуация, когда труп есть, а убийц – нет, даже при всех пойманных участниках драки.

Особенно рельефно ущербность этих систем права проявилась при возникновении организованной преступности. Заказные убийства оказались практически нераскрываемыми. Тот, кто стрелял, как правило не просматривается в связях жертвы, не конфликтовал с ним, не имел личных причин на убийство, чаще всего даже не был знаком с жертвой. А истинный убийца, «заказавший» противника, действительно и доказуемо не был на месте преступления, а значит, в пределах этой системы права ему практически нельзя предъявить обвинение в убийстве. Вот и хватают известных руководителей организованных банд, на совести которых немало заказных убийств, бандитов, держащих в страхе большие районы, за нож в кармане, за случайную драку, за нарушение правил дорожного движения. Мы даже не касаемся многих аспектов деятельности организованной преступности, в частности ее слияния с властными структурами.

И эта известная и явная ущербность как романо-германской, так и англосаксонской систем права, а также недоговоренности, апеллирующие к НАШЕМУ пониманию НАШЕЙ реальности и автоматически, в силу психологических механизмов нашего мышления, переносящие эти образы на вражескую сторону, широко используются сегодняшними политическими деятелями Израиля для обмана народа и оправдания собственного бессилия или откровенного нежелания остановить террор. Нужно добавить, что теория и практика пропаганды имеют в своем арсенале много весьма эффективных инструментов воздействия как на отдельного человека, так и на массу людей и эти инструменты активно и непрерывно используются властью как напрямую, так и через СМИ для формирования желаемого властью общественного мнения вне зависимости (а часто – в полном противоречии) от действительного положения дел. Один из крупнейших теоретиков политической пропаганды ХХ века (после упоминания которого евреи обычно добавляют: «Да сотрется его имя») писал: «Мы добиваемся не правды, а эффекта» (в другой редакции: «Пропаганда не обязана быть правдивой, она должна быть эффективной»).

Ситуацию с откровенной ложью власти и с манипулированием общественным сознанием в Израиле именно по теме арабского террора рассмотрим на ряде примеров.

Первый. Периодически государство сносит дома террористов. Нам предлагается думать, что семья террориста теперь, потеряв жилье, будет из милости ютиться у родственников и знакомых, жить в нищете. Об этом явно не говорится, но нам предлагается мысленно поставить себя, живущего по израильским законам, в ситуацию, как если бы нас выгнали из нашей квартиры, ее разрушили, но мы бы продолжили, уже без жилья, платить ипотечную ссуду (иврит: машка́нта): жить негде, новой квартиры не купить, снять квартиру не на что, все съедает ипотека за разрушенную квартиру – ужас, холод хватает за сердце. Но нам никогда не рассказывается о том, что на самом деле происходит на месте действительно разрушенного силами нашей армии дома. А там, быстро убрав обломки, на деньги Саудовской Аравии (всегда щедро оплачивающей террор против евреев), строится новый дом «пострадавшей» семьи, как правило, более просторный и роскошный, чем разрушенный (террор против евреев должен вознаграждаться). Мы не знаем, есть ли страховой полис, покрывающий стоимость дома после его разрушения израильской армией, но проблемы денег на строительство нового дома у семьи не существует. То есть разрушение дома террориста реально оказывается не наказанием его семье (что в применяемой нами, к сожалению, нееврейской системе права само по себе спорно, так как в этой строго исполняющейся судебной системе семья, вообще говоря, не должна отвечать за преступника), а израильский рецепт улучшения жилищных условий семей террористов в награду за удачно выполненный теракт с убийством еврея. Иными словами, имеются разговоры (ДЛЯ НАС) о жестоком, но справедливом наказании террора при реальной выдаче (ИМ) награды за террор. Во время последних арабских «волнений», стоящих жизни не столь уж малому числу евреев, в новостном интернете проскочило сообщение, что правительство обсуждает возможность запрета восстановления разрушенного жилья на старом месте. Но, во-первых, при сверхмассовом нелегальном строительстве в арабском секторе такой запрет (если бы он был принят) ничего не может вызвать, кроме сочувствия правительству, по причине его, правительства, совершенно полного непонимания реальной ситуации; во-вторых, само обсуждение такого запрета лучше всего говорит о том, что разрушенные дома восстанавливались на прежнем месте; и в-третьих, эта тема поспешно исчезла из сообщений. Даже если бы такой запрет и был декларативно принят, остались бы многочисленные вопросы о его реализации, и о реальном контроле за ней, и о тихой отмене этого запрета спустя очень короткое время без информирования о том широкой общественности.