Израненное сердце - страница 20
– Ничего, – отвечаю я.
Симона начинает хихикать.
– Над чем ты смеешься? – спрашиваю я.
– Ни над чем, – качает она головой.
Я ловлю свое отражение в зеркале над барной стойкой. У меня тоже пенные усы.
Мы оба разражаемся смехом, отчего мужчины за соседними столами бросают на нас осуждающие взгляды.
Я вытираю свое лицо салфеткой, затем, нежно, ее.
– Ты бы ни за что мне не сказала, не так ли? – спрашиваю я.
– Нет, – фыркает Симона.
Я кладу свою ладонь поверх ее на столе. Ее ладошка маленькая, идеальной формы, отчего моя смотрится словно бейсбольная перчатка.
Музыкальный автомат в углу переключает пластинки. Несмотря на то что это заведение в стиле 20-х годов, большая часть музыки, которая играет, на самом деле из 60-х или 70-х, поскольку для большинства посетителей это «старые добрые времена».
Начинает звучать «Ring of Fire», композиция Джонни Кэша.
– Давай потанцуем, – говорю я Симоне.
– Никто не танцует, – отвечает она.
– Мы танцуем, – отвечаю я, выводя ее из-за стола.
Я отвратительный танцор. Я в курсе.
Но это неважно. Я просто хочу прижать Симону к своей груди. Никому нет дела до нашего танца. Посетители скользнули по нам взглядом и вернулись к своим беседам.
Я чувствую этот сладкий, чистый запах, исходящий от волос Симоны. Она прекрасно двигается.
Спустя еще пару песен мы вновь садимся за свой столик. Мы пробуем все коктейли и закуски. Симона раскраснелась от спиртного. Ее щеки порозовели, и девушка разговорилась. Теперь она задает мне самые разные вопросы.
Я выпил не так много, но чувствую себя пьяным от одного ее вида. От румянца на ее лице и от сияния глаз. Их цвет меняется в зависимости от освещения. Иногда они прозрачные и золотистые, как мед. Здесь, при более слабом освещении, они выглядят оранжевыми, как янтарь.
– Ты… мафиози? – шепотом спрашивает Симона, не желая, чтобы ее услышали за соседними столиками.
– Вроде того, – пожимаю я плечами. – Это не банда, в которую можно вступить. Это семейное дело.
– Что ты имеешь в виду? – спрашивает девушка. Она кажется искренне заинтересованной, а не осуждающей.
– Ну… – пытаюсь объяснить я. – Как и в любом деле, есть сделки, которые проводятся открыто, и те, в которых используются лазейки. Есть законы, которые соблюдаются, и те, которые не соблюдаются, потому что пусть идут в жопу те, кто принимал эти законы, – они ничуть не лучше нас и точно так же эксплуатируют эти законы ради денег и власти.
Я задумываюсь, как сформулировать это так, чтобы не обидеть Симону.
– Твой отец – он заключает сделки и напоминает о долгах. У него есть свои друзья и свои враги. Мой отец такой же.
– Должно быть, так и есть, – говорит Симона, играя своим стаканом «Сайдкара». – Но ведь вы не только заключаете сделки «втемную», не так ли?
Она поднимает на меня взгляд, не желая обидеть вопросом, но стремясь узнать правду.
– Нет, – отвечаю я. – Не только.
Не далее как в прошлом месяце мы с Неро ограбили две инкассаторские машины в Канаривилле. Не могу сказать, что рыльце у меня не в пушку.
Мою совесть не тревожит ограбление банков. Банки, правительство, бизнес – покажите мне того, кто не замарался. Все это система для перетасовки денег, и у меня столько же прав умыкнуть себе несколько тысяч, сколько у любого банкира-толстосума.
Я не собираюсь вредить кому-то забавы ради. Но если на это есть причина… моя рука не дрогнет.
– Ты когда-нибудь убивал людей? – спрашивает Симона, так тихо, что я едва могу расслышать сквозь музыку.