Глядя на то, в какой восторг приводят девушку костюмы, я говорю:
– Тебе следует принять приглашение из Парсонса. Ты должна там учиться.
Симона замирает у витрины с верхней одеждой из фильма «Касабланка».
– А что, если я так и сделаю? – спрашивает она, не глядя на меня. – Что будет тогда с нами?
Я стою прямо за ней, достаточно близко, чтобы касаться изгибов ее бедра. Я вижу кусочек ее лица и как касаются щек ресницы, пока девушка стоит, потупив взгляд.
– Я мог бы навещать тебя… – говорю я. – Или я мог бы переехать в Нью-Йорк. На Манхэттене полно итальянцев. У меня там есть кузены, дяди…
Просветлев, Симона оборачивается ко мне.
– Правда? – спрашивает она.
– Лучше уж я перееду в Нью-Йорк, чем в гребаную Британию, – отвечаю я.
На самом деле я готов следовать за Симоной в любое место, где она захочет учиться. Но я-то знаю, что сама девушка предпочитает Кембриджу Парсонс.
– Мои родители и так уже бесятся из-за того, что я тяну с зачислением, – вздыхает Симона. – Я сказала, что начну с зимнего семестра[19].
– Это не их жизнь, – рычу я.
– Я знаю. Но я единственная, на кого они могут рассчитывать. Серва…
– Ты не обязана воплощать все то, что не может реализовать твоя сестра.
– Кстати, в последнее время ей намного лучше, – радостно говорит Симона. – Она принимает новое лекарство. Сейчас Серва разослала в Лондоне свои резюме. По крайней мере, мы будем рядом, если я поступлю в Кембридж…
Я не знаком ни с Сервой, ни с кем-либо из семейства Соломон.
Симона думает, что они меня не примут.
Должно быть, она права. Я знаю, каков я. Я выгляжу как головорез и веду себя так же. Мой отец умеет быть благородным, когда захочет. Он умеет водить дружбу с политиками и руководителями компаний. Я же так и не познал этой науки. Papa поставил меня управлять самими неприглядными аспектами нашего бизнеса, чем я и занимаюсь.
Я говорю Симоне, что она не обязана подчиняться требованиям своего отца.
Но я и сам связан семейными обязательствами. Что бы делали мои родные, переедь я в Нью-Йорк? Неро еще слишком молод, чтобы разбираться со всем в одиночку. И кое в чем Эдвин Дюкули был прав в тот день, когда я его убил. Papa не утратил влияния. Но с тех пор, как умерла mama, хватка его уже не та. Отец говорит мне, что нужно сделать. Но именно я исполняю его волю.
В глазах моей семьи Симона тоже не самая подходящая для меня партия. Я должен жениться на дочери какого-нибудь мафиози, на ком-то, кто понимает наш мир. Это положит начало союзу, который гарантирует безопасность нашим детям.
К тому же брак с Симоной привлек бы ненужное внимание. Мы, Галло, держимся в тени, и так было всегда. Наш мир недаром зовется «подпольем» – наши фото не появляются в разделе светской хроники газеты «Чикаго трибюн».
Именно это и случилось после бала-маскарада. Кто-то сделал снимок, и уже на следующий день наша вальсирующая пара красовалась на развороте «Чикаго Сан Таймс». К счастью, мое лицо скрывала маска, но papa был далеко не восторге от заголовка «Симона Соломон, дочь Яфью Соломона, танцует с неизвестным гостем».
Papa выписывает все газеты. За завтраком он швырнул «Таймс» прямо мне в тарелку.
– Не знал, что ты покровительствуешь искусствам, – сказал он.
Отец уже знаком с Симоной. Но я обещал ему, что мы будем держать наши отношения в тайне.
– Моего лица не видно, – заметил я.
– Это твое помешательство зашло слишком далеко. Ее отец не дурак – он вкладывается в свою дочь так же, как вкладывается в свои отели. Она – его актив. Который ты публично обесцениваешь.
