Сомнительно, чтобы Александр Карпович за эти секунды выстрелил в жену, успел обойти кровать, лечь, накрыться одеялом, перекинуть через приклад веревку, привязанную к спусковому крючку, и убить себя. Был проведен следственный эксперимент, чтобы выяснить, возможно ли такое. Он показал, что нет. Для всех этих операций пяти секунд было явно недостаточно.
Продолжая изучать фотографии с места происшествия, Гольст обратил внимание на еще одно важное обстоятельство. Как следовало из первого заключения судмедэкспертов, во время выстрела в А.К. Ветрова срез дульной части ружья находился от его головы на расстоянии 4–6 сантиметров. Следовательно, если бы он стрелял в себя сам, то одной рукой держал бы ружье за дульную часть ствола, причем у самого среза. Попали бы в этом случае брызги крови на руку? Остались бы следы пороховой копоти? На фотографиях ни того, ни другого видно не было. В протоколе осмотра места происшествия эти детали тоже не были зафиксированы.
Чтобы внести ясность в этот вопрос, Гольст вынес постановление о назначении повторной судебно-медицинской экспертизы (для этого требовалось эксгумировать труп А.К. Ветрова), которую поручили группе авторитетных специалистов.
Тем временем Владимир Георгиевич получил наконец возможность встретиться с еще одной свидетельницей, Изольдой Романовой, и допросить ее.
Девушка выглядела неважно после только что перенесенного воспаления легких. Когда Гольст сказал, что хочет поговорить с ней о Борисе Ветрове, на ее бледных худых щеках выступил лихорадочный румянец.
– А при чем здесь я? – волнуясь, спросила она.
– Вы близко знали его? – в свою очередь задал вопрос следователь.
– Близко? – почти с испугом переспросила Изольда. – Нет… Впрочем… Ну, встречались с ним. Два или три раза. В компании.
– Где именно?
– Ну… У одного моего знакомого… Дома…
Она не знала, куда девать руки.
– Не надо так волноваться, – успокоил девушку Гольст. – Постарайтесь вспомнить, когда это было, кто еще присутствовал при этом.
– Хорошо, – тихо произнесла девушка. – Это было… в декабре прошлого года… Да, в декабре. Я тогда встречалась с другом Бориса Ветрова.
– Фамилия друга?
– Полонский. Его тоже Борисом зовут. Мы слушали музыку, танцевали. Ветров был со своей девушкой, Леной. Фамилию не знаю. Вскоре у нас с Полонским произошел разрыв, поэтому с Ветровым я больше не виделась. Вот и все…
– Все? – повторил следователь, внимательно глядя на девушку.
Она опустила глаза и не ответила.
– А у нас есть сведения, что в январе этого года вы имели с Борисом Ветровым какие-то отношения. Так?
– Нет! – воскликнула девушка. – Нет! Не могла же я с ближайшим другом Полонского…
Она замолчала, нервно хрустя пальцами.
– Я прошу вас рассказать всю правду, – мягко сказал Гольст. – Это очень важно. Весной у вас были неприятности, верно?
Изольда молча кивнула.
– Вам было очень плохо, – продолжал следователь. – Даже жить не хотелось…
Девушка тяжело вздохнула.
– Ветров имел отношение к этому?
– Не Ветров. Полонский, – с трудом выдавила из себя Изольда и добавила: – Впрочем, Ветров тоже.
– Так в чем же дело? Я понимаю, вам трудно говорить. Это, вероятно, очень личное… Но, поверьте, я спрашиваю об этом только по долгу службы.
– Хорошо. Я скажу… – Девушка некоторое время молчала, прерывисто дыша. – Скажу… Полонский обещал жениться на мне… В общем, я забеременела от него. И тут выяснилось, что он и не собирается жениться. Я узнала, что он со многими поступал так. Уверял, что женится, а потом бросал… Кстати, Ветров не лучше. Правда, у него другой способ…
