– Эти люди не знали истинного положения дел. Но я-то сын! Перед ними он мог играть, притворяться. С нами, то есть со мной и с мамой, отец не притворялся.
«Логично объясняет», – отметил про себя Гольст.
– Вы догадывались, куда он мог зарыть труп сестры?
– Догадывался. Вернее, догадка возникла, когда я увидел в погребе, что под спальней родителей рыхлый песок.
– Сказали кому-нибудь об этом?
– Жене. Ольге.
– И не пытались проверить свою догадку?
– Не дай Бог! Хоть у меня и были подозрения, но я гнал их от себя. Кстати, каким способом убита Лариса?
Следователь дал Ветрову заключение судебно-медицинской экспертизы.
Врачи установили, что девочка была задушена.
Борис прочитал заключение, обхватил рукой лоб.
– Бедная Ларочка, – прошептал он. – Что она думала в тот момент?
– Ладно… Расскажите, пожалуйста, подробно о том вечере, когда исчезла ваша сестра, – попросил следователь.
Ветров долго и обстоятельно излагал то, что уже было рассказано им прежде и зафиксировано в документах дела. Только теперь он чуть-чуть подправил свои показания: по его словам, в то время, когда исчезла сестра, Борис не только читал книгу в своей комнате, но и вздремнул в кресле. Выходило, что отец мог незаметно для него спуститься в подвал и сделать свое страшное дело.
Люк находился на веранде и не был виден из комнаты Бориса.
– Уверяю, я совершенно не причастен к гибели сестры, – закончил он. – И вообще подумайте, зачем мне было ее убивать? С какой целью?
– С той же, с какой и родителей, – сказал следователь.
– Да вы что! – не выдержал обвиняемый. – Я зверь, что ли?!
– Как это у Шекспира, помните? «Лей кровь и попирай закон», – процитировал Владимир Георгиевич выписку из дневника Ветрова.
Это был пробный камень, и он, кажется, попал в цель. Борис посмотрел на Гольста с испугом.
– Но при чем здесь Шекспир? – еле выдавил он из себя.
– Вам же нравятся сильные личности, не так ли? – спокойно спросил следователь. – «Убийство – это объективный акт, и смерть не различает, кто прав, кто виноват», – снова процитировал Владимир Георгиевич из тетради, найденной в сарае в Быстрице.
– Не знаю, о чем вы говорите, – раздраженно пожал плечами Ветров.
Но было видно, что он отлично знал. Догадался, что его дневник побывал в руках следователя.
По залегшей складке на лбу Ветрова Гольст понял: Борис лихорадочно соображает, какая информация из его личных, интимных записей может быть использована против него. «Пусть, пусть соображает, – подумал следователь. – Теперь уж, кажется, он выбит из колеи».
– Хорошо, поговорим о другом, – продолжал Гольст. – Вы ездили в конце июля в Москву?
– Ездил, – ответил Ветров, подозрительно глянув на следователя.
– Зачем?
– По личным делам.
– Поделитесь, пожалуйста.
– Это не представляет для вас никакого интереса.
– Почему же? – возразил Гольст. – Как раз очень интересно.
– Ну, если вы настаиваете… – пожал плечами Ветров. – Там у меня была девушка.
– Невеста, хотите сказать? – поправил Владимир Георгиевич.
– Вроде.
– Вы любили ее?
– Не любил – не ездил бы.
– Любили бескорыстно?
– Нет, – разозлился Борис. – Хотел жениться, обобрать и бросить! Как те брачные аферисты, о которых пишут в судебных фельетонах в газетах, – съязвил он.
– Я вас серьезно спрашиваю, – спокойно сказал Гольст.
– Извините, но вопрос ваш бестактный. – Ветров обиделся.
– Увы, такая у нас работа. Приходится порой задавать вопросы и похлеще.
