Известь - страница 2
Так меркнет в погребальной яме землёй осыпанный скелет.
Ракушка, тлея на ладони, закрыла створки. Ночь пришла,
И скрыла тысячи агоний, и вскрыла нежные тела
Дневных существ, цветов, растений, пурпурной Эос вены… Что ж…
Борей, уставший от борений, как неподкованная вошь,
Смешон. Поэт – летучей мышью – взмыл, перепончато-крылат,
Над распушившейся камышью, над предвкушением утрат.
Руны
Носи за пазухой Алатырь, в том смысле, что вокруг тебя
Весь Мир вращается (Анадырь – моржами гордыми трубя).
Иди по Радуге, чтоб видеть вокруг да около разор
Чужих селений… Плачет идол – смолою из древесных пор.
Так, из воинственного града, что Чернобогом осеян,
Вдова озлобленная Крада несёт погибель для древлян.
Спешат ладьи по водам Леля – в шеломы бить о сватовстве,
Где щуку выловит Емеля, и затеряется в траве
Уд – хлебосольное посольство, дороги порастут быльём…
Княгиня усмехнулась скользко и закопала всех живьём
(И не заглядывая в небо, оставшись варваркой в душе,
И помня, кто такая Треба) – в кипящем адовом ковше
Натопленной дубовой бани (ещё не кончена вражда)
Горели глупые древляне – сбывалась алчная Нужда.
Коварство – древняя богиня (не в счёт ахейские мужи),
На тризну Ольга (Берегиня) несла за пазухой ножи.
В чем Сила ратоборца Мала, Опора воинства древлян?
Княгиня мёдом угощала, косясь на Игорев курган…
Лежит, изрублена, дружина, ворон – над падалью – пиры…
Даждьбог – водою из кувшина – льёт поминальные дары.
Подвластна молнии Перуна, гремела дальняя гроза,
Несуществующая руна катилась по щеке – Слеза
Старухи, выжившей от горя и от бесчестья из ума…
Рок подступал, как Ветер с моря, а следом надвигалась тьма.
Бог раздвоился: коростели, а может, стая голубей,
Слетелись в Искоростень тенью – горела пакля меж когтей.
Исток – замёрзшими краями… Я рассказал о том, что Есть.
Доныне во Вселенской яме, как эхо: «Хороша ль вам честь?».
АТО
Вознаграждением за то, что сел в тюрьму по воле божьей:
Донецк. Аэропорт (АТО) и рожа, с миною расхожей.
Мой Бог – в окопе. Их – нигде (Я знал похожие пространства,
Где Бога нет, где на звезде – вокруг – кровавое убранство).
Мы вспоминаем о былом, когда нет смысла в настоящем,
Лишь смерть (озвучена кайлом) да простынёй обитый ящик.
До ловчих пуль мне дела нет, к ним привыкаешь, словно к осам
(Так в детстве я носил обед отцу игольчатым покосом)…
Фантасмагория души, её глухое превращенье
В огонь, таящийся в глуши, в огонь, мерцающий отмщеньем.
Месть стимулирует вражду, проточа дух, как в день весенний
Ручей, томящийся во льду, приобретающий теченье,
Точит сугробы… Коробок – чей приплывёт быстрее в гавань,
Где свет надежды волоок, где вербы восклицают: «Аве
Мария!..»? Надо проползти сквозь толщу мёртвого бетона,
Где воздух так зажат в груди, как сыновья Лаокоона
Морским чудовищем… Хлопки, низколетящие трассиры,
На расстоянии руки – воронок воющие дыры.
В колючих лаврах лагерей идём отцовою дорогой,
Не видя слёзы матерей и руководствуясь – не Богом.
И звёзды!
Пространство и время, где сходят с ума,
От чёрной сумы зарекалась тюрьма
Вселенной…
Где не было брода, уродлив – замри! —
Курсировал отблеск иконы Кюри,
Нетленный.
Что с воза упало – пропало в ночи:
Упали дрова прогоревшей печи —
Угарно.
На то и карась, чтоб рыбак не дремал,
Май-месяц и месяц из тучи (Непал)
Не парно,
Ознобясь, сползали, как с воза дрова,
Рука и река, не попав в рукава,
Как дышло в оглобли,
Запутали складки ночных камышей,
Как вши шевелюру – гоню их взашей,
Похожие книги
Наталья Мелёхина: «Сергей Пахомов принадлежит к небольшому числу тех авторов, которые входят в сокровищницу мировой художественной культуры как в свою деревенскую кладовку с соленьями и вареньями. А все потому, что он знает: и кладовая русской деревни – это тоже часть мира, и она столь же бесценна в эстетическом отношении. Не признать удивительной силы этого сочетания – русское исконное начало и кладезь мира – невозможно!» Автор выражает глубокую
Аментес – первая работа в жанре антиутопия автора серии книг «Иной Мир».Это роман, в котором автор переворачивает понимание в области иерархии, подчинения и места в обществе обычного человека.В мире Аментес венцом всего и объектом для страха и восхищения является далеко не обычный хомосапиенс, а представители тех особей, которые большую часть существования цивилизации были настоящими друзьями и помощниками для первых, служили им верой и правдой –
В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового