– Вряд ли я смогу себе позволить в ближайшее время ещё одного донора, – я с грустью разглядываю сумму, которую мне возвращают сегодня за моего неудавшегося аполло.
– Фредерико стоил очень дорого. И третье место на конкурсе. Так жаль, что из-за его мелкой оплошности тебе придётся отложить переход к этапу «Родительство». Может, всё-таки стоит передумать? Фредерико практически безупречен.
– Да, да… Хорошо развитый волосяной покров, выступающий подбородок, чистая светлая кожа. Правда, на меня совсем не похож.
– Возможно, непохожесть ребёнка на мать скоро станет модным трендом… А от него получится красивая и здоровая дочь, будь уверена… – она встречает мой решительный взгляд и бросает попытки уговорить меня не возвращать Средства. – Заминка с возвратом суммы – не повод останавливаться. Если тебе к тридцати двум годам удалось создать все условия для обзаведения потомством (в нашей базе таких молоденьких родителей как ты только семеро), то наверняка в ближайшее время ты сможешь рассчитывать на ещё одну попытку. Ты знаешь, что у нас доступна услуга рассрочки?
– Да, да… – мой взгляд начинает рассеянно бродить по посетителям.
– Ты можешь внести предоплату в размере 30% и выбрать себе нового донора уже сегодня. Конечно, такая услуга распространяется только на лоты до определённого уровня…
– Которые стоят не более пяти миллионов, и для которых не подразумевается аукцион.
– Да, совершенно верно, – мой тон немного охладил Катю. – И всё же пройдись, осмотрись. Наши консультанты тебе подробно всё расскажут. Я закончу с оформлением через десять минут и позову тебя. Мы вместе всё проверим.
Я встала и пошла по коридору, вдоль которого красивые молодые люди изображали строителей и художников. И чем дальше я удалялась от главного входа, тем дешевле стоил их генетический материал. Среди экземпляров я замечаю некоторые новые особенности. Это не только стандартные недостатки, снижающие их шанс на продолжение рода, а ещё и другие манеры, которые проскальзывают в их жестах, выражении лиц, интонации голоса. Представленные «новинки» получили иное воспитание, нежели те мальчики, которых после шестнадцатилетия определили в класс доноров. И у меня за последний месяц возникает уже второй вопрос, который я хочу задать Альфе лично.
– Превосходные внешние индикаторы, – твердит анатом Вероника кучке столпившихся у импровизированного сада с бассейном посетительниц. – Детская схема лица, что говорит об отсутствии агрессии, тонкая шея с ярко выраженным кадыком; обратите внимание, какая отменная лицевая симметрия, – молодой человек выныривает из бассейна, и стекающие по его лицу струи мешают зрителям убедиться в словах анатома. Но когда из воды показывается безволосая грудь, а затем впавший живот и узкая талия, сомнения исчезают. Те, кто предпочитают мужчин фемининного типа, остаются, и с любопытством подбираются ближе к ограждению, а те, кто надеется передать дочери побольше доминантности, уходят.
Что за восхитительные звуки? Кто-то перебирает струны, и они отталкивают от своих упругих тел эти прикосновения в вибрации, она вливается в воздух, и превращается в музыку. Одна мелодия будто бы догоняет другую: пам-пам (пам), пам-пам-пам, пам-пам-пам, пам-пам, и уже ниже – пам-пам-пам-пам-пам… И она кажется мне слишком тихой, и я хочу подойти поближе, чтобы она стала громче. Я поворачиваю назад, перехожу коридор по диагонали, и иду вдоль другого ряда в сторону главного входа. Я не одна потянулась к этой мелодии, впереди уже формируется толпа. За её полукругом я вижу вершину музыкального инструмента – это арфа. За ней – мужчина. Струны перечёркивают его молодое, полное одухотворения лицо строгими вертикалями, а шейка инструмента повторяет в своей волне его пшеничные кудри, плавные, будто ещё непросохшие до конца после душа. Голова наклонена, глаза опущены, корпус льнёт к самой широкой части инструмента, длинные ноги слегка изгибаются в коленках, его руки, его пальцы – они не щипают, они касаются струн.
