К 110-летнему юбилею школы. Воспоминания о школе, друзьях, учителях и совсем немного об отношениях… - страница 3
Хорошо это, или плохо, но по обычаям того времени хозяйство стояло на первом месте. Сначала работы на поскотном дворе, а уж потом занимайся, чем угодно – можешь и к урокам сесть готовиться.
Не думаю, чтобы в семьях родители проверяли домашнее задание своих детей. В основном, мне кажется, старшие проверяли уроки младших, а те по ступени – еще меньших. Но, тем не менее, дети, как правило, учились хорошо.
А уж, какой читающей страной мы были, об этом не сказал, в свое время, разве, что ленивый. Действительно, дети читали тогда запоем. Ходили в библиотеку, делились с друзьями впечатлениями о прочитанной книге.
А потом, с пеной у рта и размахиванием рук, рассказывали друг другу все, что вычитали у того, или иного автора. А тот, кто по каким-то причинам не успел еще прочесть об услышанном произведении из уст своего приятеля, обязательно задавался целью – восполнить сей пробел.
Еще одной особенностью, детей послевоенного поколения нашей деревни, была искренняя предрасположенность к анекдотам. Говоря о том, что больше трех не собираться, люди имели в виду нечто такое, с чем связаны беспорядки и прочие асоциальные явления.
В нашем случае, если собралось три человека и больше – это анекдоты. Каждый из нас знал бесчисленное количество анекдотов и умел их красочно преподнесть.
Василий Иваныч, Анка с Петькой, да дорогой Леонид Ильич – это постоянные спутники наших анекдотов.
А вот про чукчу, почему-то меньше всего было смешных историй, видать, он еще не дорос до анекдотов. Но время его неумолимо приближалось, вот-вот страна должна была узнать чукчино:
– Однако, зачем ты амбу стрелял? Теперь тащи его на себе до яранги.
(Это он, чукча, пошел вместе с русским геологом на медведя. Когда он увидел хозяина тайги, то развернулся и побежал в сторону дома. Русский побежал за ним. Но вскоре он очухался и спрашивает себя:
– А чо это я бегаю от мишки, у меня же ружье, заряженное жаканом, есть.
Развернулся и долбанул по мишке усиленным зарядом).
Штирлиц появился чуть позже, но и он уже ломился в дверь.
(Пришел он на явочную квартиру. Постучался в дверь – никто ему не открыл. Постучался еще раз – молчок. Постучался в третий раз – никто к дверям не подошел. Тогда Штирлиц начал биться головой об дверь – за дверью тишина. Штирлиц понял:
– Дома никого нет!
В 70-е годы был очень популярен хоккей с шайбой. В какое бы позднее время его не транслировали, все население мужеского полу от самых взрослых и до малых детей, в буквальном смысле, прилипало к экранам телевизоров.
Это была самая благодарная публика и преданные, до мозга костей, болельщики сборной команды Советского Союза. Знали всех игроков в лицо не только сборной страны, но и клубных команд.
Спроси в то время любого сопливого мальчишку о том, под каким номером играет, скажем, Александр Мальцев – он, не напрягаясь, ответит: «10».
А уж как, любители хоккея, боготворили Николая Николаевича Озерова! Все его крылатые выражения тут же, не успев сойти с экранов телевизоров, уходили в народ:
– Д-а-а-а, такой хоккей нам не нужен! – мог процитировать последний фанат великого комментатора.
Мы были не только пассивными болельщиками хоккея, но и самыми азартными участниками ледовых сражений. Играли все, играли до самозабвения.
Не было никакой амуниции, не было хоккейных площадок, не было даже элементарных шайб, не говоря уже о клюшках. Шайбу нам заменяла замерзшая коровья говешка, а за клюшками ходили в лес.