Из груди Анастасии вырвался истошный вопль, и она закрыла глаза, уносясь в туман, в темноту. «Я светлячок, я крошечный тараканчик в керамической банке, – оставляла она себя мыслями в жизни. – Крышку закрыли. Мне темно. Но не страшно. Потому что я излучаю свет сама. Я есть свет… Я помню, что я есть свет».
– Повтори! Повтори! – доносилось откуда-то из-за пределов банки.
– «Я есть свет. Свет!» – завопила она внутри себя, повинуясь приказу.
***
Тем утром Парис не заходил в спальню Анастасии, как обычно. Он ждал гостей. Сидел неподвижно в кресле с гигантской спинкой, украшенной резными дикими птицами, и прислушивался к воздуху замка.
– Расчешись, Мийот, – бросил он, даже не взглянув на вошедшую в зал женщину. – Вы же со Стражем снова занимались нашей девочкой. Уверен, что ты как обычно растрепалась.
– С каждым разом с ней всё сложнее.
Парис ударил ладонью по столу, и пространство зазвенело. Стёкла и деревянная мебель, перекрикивая друг друга, вошли в резонанс и пустили вибрации по всему замку. Где-то в подвале звуковой волной разорвало очередного грызуна, на парадной лестнице от звукового удушья навсегда прекратила свой путь ядовитая чёрная змея.
– Хватит, нелюбимая жена моя! Хватит. Прошу. Иначе мне придётся каждый раз делать всё самому. А я, ты знаешь, неумолим в своих проявлениях. Мы потеряем лучшего Птаха. Не надо. Не надо с ней так. Не надо со мной так. Мы не встречали лучше…
«Мы не встречали лучше», – повторили прутья на окнах.
«Мы не встречали лучше», – повторили кубки на столе в обеденной зале.
«Мы не встречали лучше», – повторил окружённый кованой оградой сад за окнами.
– Мы просто давно не пытались, – ответила Мийот, расчёсывая гладкие длинные волосы. – Раньше у тебя было по три девицы в неделю.
– Ни одна не сравнится с ней. У нас с тобой их было больше полусотни. Мы столько времени потеряли. Столько нажили морщин и капель в лёгких. Я не хочу. Не хочу больше искать. Мне нравится моя жизнь сейчас. И те небольшие сложности… – Парис закашлялся, взял со стола кружку с парящим напитком и сделал несколько уверенных глотков, не обжигаясь, – которые у нас возникают с Птахом, не должны заставлять нас обращаться к новому пути. Ты заскучала, Мийот. Возьмись лучше за арфу, мне нужно подумать. Когда ты играешь, думается легче.
– Я же расчёсываюсь. Ты сказал…
– Я сказал, чтобы ты, Некрасивая, взяла арфу и начала играть. Просто сделай это, пока мой голос не стал таким, из-за которого тебе нечего будет…
– Мне нравится, когда ты угрожаешь. Продолжай. Ты ужасен, ужасен, ужасен.
– Твоя арфа прекрасна. Продолжай, Дурная, продолжай.
***
– Простите, что отвлекаю вас! Вы не видели Марка? Я тут бегаю, не знаю, сколько у меня времени. Вы видели Марка? – спросила она первого встречного подростка.
Он прошёл мимо, не взглянув на неё. Анастасия осторожно и почтительно взяла его за руку. Заглянула в равнодушные глаза.
– Мне нужен Марк, – повторила она.
Парень ковырнул ухо, будто освободил от чего-то, и повернулся к ней.
– Марк? Который писатель? Книга нужна?
– Нет, Марк… Знаете, парень такой. Или молодой мужчина. Я не помню. Он слушать умеет.
– В смысле, у него есть уши? Мне пора. Спросите кого-нибудь ещё. Вон в машине кто-то сидит.
Парень ушел. Анастасия огляделась и увидела стоящую у дороги машину. Подбежала, постучала в стекло. За рулём, как ей показалось, была девушка. Окно приоткрылось.
